– Боюсь, что не устоял бы…

– А я и вовсе слабая женщина.

– Слабые женщины не выживают в таких условиях.

– Если бы я была одна, тоже не выжила бы. Но я была с Митей. И мне никак нельзя было помереть. Никак нельзя.

– Не боитесь, что могли чего-нибудь от курсантеров подцепить? Или зачать от них же?

– Нет, не боюсь. Я теперь еще долго ничего бояться не буду. А мальчики… Вы знаете, я ведь у них первая была. Так что вряд ли они больны. Ну а зачать… От таких почему бы не зачать? – Опять лукаво улыбается. – Зря поторопилась силикон ставить, наверное, – кормить мешать будет.

– Извлечь его невелика проблема. А к курсантерам меня вызывать не будут? У вас все в порядке?

– Думаю, что в порядке. Я два года как донор. Там серьезно проверяли. И, кроме того, обследовалась… так что тут вы можете не беспокоиться.

– Ну и славно. Кажется, так должен говорить хрестоматийный добрый доктор в конце нравоучительной беседы?

– В конце беседы я бы хотела сказать вам большущее спасибо. И за себя, и за Митю.

– Пожалуйста.

– И я постараюсь при первой же возможности отблагодарить вас.

– Как курсантиков?

– Думаю, что иначе. – Опять улыбается. – Ведь у вас-то хотения особого не видно. Да и устраивать такие безобразия ежедневно… Но я надеюсь, что смогу оказаться полезной в чем другом. Не последний же день живем.

– Да уж, давайте постараемся. Митю смотреть не буду. На первый взгляд у него все в порядке. Но если что будет беспокоить, я в Петропавловке.

– Спасибо. Я надеюсь, увидимся!

– Всего хорошего! Конечно, увидимся. Питер и раньше был большой деревней, а уж сейчас-то…

Званцев стоит неподалеку. В глазах вопрос.

– Все в порядке, если она не привирает. Она донор, их действительно проверяют.

– Могла и соврать.

– Могла. А зачем? Чтоб ее потом в мешок да в воду? Сомневаюсь.

– Если только так.

– Я вас отлично понимаю. Но если интересует мое мнение, то, что произошло, далеко не самое худшее, что может быть. Ситуация и впрямь эксквизитная, но ничего ужасного не вижу. Ваши три мушкетера…

– Это вы о ком?

– О приятелях вашего сына.

– Ненавижу этих книжных героев. И ребята, к счастью, на этих дурацких мушкетеров непохожи совершенно.

– Ладно, пес с ними, с мушкетерами. Как ваши ребята отнеслись к происшедшему?

– Гордятся. Не знают, как эту проходимку еще ублажить. Все ее шмотки постирали.

– Тогда тем более хорошо, что они относятся к первой группе мужчин. Это радует.

– Что за классификация?

– Моя собственная. По отношению мужчин к женщинам после полового акта.

– Уточните?

– Пожалуйста! Первая группа мужчин после акта испытывает благодарность к женщине за полученное удовольствие. Вторая испытывает ненависть и презрение к этой шлюхе, которая добровольно дала, потому как общеизвестно, что порядочные женщины испытывают к этому мерзкому занятию отвращение и поиметь порядочную женщину можно только усыпив, оглушив, связав их, ну или с мертвого тела наконец, как говорил один киношный герой. А третья группа ничего не испытывает к женщинам, потому как эта третья группа – гомосеки.

– Разве что по вашей классификации…

– А что вас так бесит в трех мушкетерах?

– Бэгэродство! Уж такие люди чести… Они дворяне, вроде как офицеры привилегированной роты самого короля. Считают себя оскорбленными, если кто чихнул или зевнул в радиусе ста метров от их персон. Дуэли, дуэли… Но при этом делают все, чтоб их патрону наставили рога, да не кто иной, как английский герцог, враг Франции номер один… И какая у этих ублюдков честь? Да их повесить мало, вместе с их командиром… А люди ими уже считай сто лет восхищаются…

– Надо же… А я как-то и не задумывался… Действительно.

– И никто не задумывается. Раз в книге пишут, то и герой. Ладно, пошли, вам еще к выезду готовиться…

Выезд намечается непростой, и потому сумку надо собрать с запасом. Самое простое – набрать перевязочных материалов вдвое больше. Так вроде перед боем делали медики в Великую Отечественную. У нас не должно быть перестрелки – не с кем, но запас карман не тянет.

Завтракаем на скорую руку – и пора на утренний сбор.

Пока идем, Николаич подает идею взять с собой и медсестричку с пистолетом.

Удивляюсь такому предложению, тем более что семья Овчинникова – четыре человека. Особой битвы не ожидается, если будут еще спасенные – все же не лазарет. А так получается цельная врачебно-сестринская бригада.

– Слышали такое выражение «бутылочное горло»?

– Ну да. В смысле узкое место, где затор получается?

– Получается, так. В медицине ведь такое тоже есть?

– Полно! Вон в «Норд-Осте» вроде все ресурсы столицы были подготовлены. А на важнейшем участке первичной сортировки ни одного медика не оказалось – и этим занимались спецназовцы. А у них другая профессия. Ждали-то взрыва, медиков оттянули на безопасное расстояние. А вместо взрыва – газ. Эвакуация поэтому тоже пошла через пень-колоду… И вместо того чтобы разбросать пострадавших по нескольким больницам, всех направили в Градскую. Там тоже петлю подвоза не организовали, не выдвинули к воротам пункт приема пораженных, вот во двор и набилось в очередь триста «скорых», получился неслыханно длинный и сложный рукав переноса пострадавших. Результат: больше сотни потеряли… Так что рассказывать-то можно долго.

– Ну и хорошо.

– Да мне-то только легче. Тем более что толковая она, опытная. Не вижу причины спорить. Если согласится, конечно.

– А что ей еще остается?

…Сегодня утреннее собрание начинается по-военному точно: ровно в 9.02. Чай явно становится традицией – и отлично. Не успеваем хлебнуть по глотку, как воспаряет наш импозантный мэтр и прочувственно, как ведущий церемонию в крематории, говорит о том, что вчера погиб смертью храбрых наш соратник и мы должны почтить его память…

Овчинников, не удержавшись от тонкой усмешки, заявляет, что память мы уже почтили – еще вчера. За исключением тех, кто не соизволил.

Мэтр возмущенно отвечает, что ему никто не сообщил.

– Разумеется. Отговорки своей лени и невнимательности можно всегда найти. Тем не менее мы уже почтили память своего товарища, и вы с этим опоздали. О том, что вы убываете в Кронштадт, тоже не знаете?

– С какой стати я должен туда отбывать?

– Объединенным командованием вы назначены переводчиком в команду мортусов.

– Что это все означает?

– Тридцать итальянок-феминисток приступают к работе в качестве вспомогательной похоронной команды. Вы назначаетесь к ним переводчиком.