Слова пришли к ней на уста незваными. Ее мягкое «я люблю тебя» было тише, чем шепот в тихом ночном воздухе. Но для нее самой они значили больше, чем все, сказанное ею прежде. Спал ли он сейчас или бодрствовал, услышал ее или нет, и даже поверил ли он ей, если услышал, — это ничего не меняло.

Она любит его и будет любить всегда.

Это был хрупкий мир.

Лиллиана была благодарна уже за то, что Корбетт перестал напиваться по ночам и хоть ненамного, но оттаял… Но она прекрасно понимала, что сражение еще не выиграно. Враг еще не повержен. Война не окончена.

Она видела это в том, как провожал он ее глазами, хотя улыбка для нее всегда была у него наготове. Она ощущала это в той дотошности, с которой он самолично занимался любой мелочью, относящейся к подготовке замка к празднествам. Во всем он проявлял чрезвычайную осмотрительность, и эта осмотрительность изменяла ему только в одном: как ни странно, его крайнее раздражение вызывал лучший друг — сэр Рокк.

Рокк, в свою очередь, также изменился: похоже, он стал внезапно лучше относиться к ней. Канули в прошлое подозрительные взгляды и постоянная слежка. Теперь он приветствовал ее с подчеркнутой сердечностью, всегда интересовался ее здоровьем или здоровьем маленькой Элизы. А если Корбетт оказывался поблизости, Рокк всегда посылал ему довольный, почти торжествующий взгляд. При этом лицо у Корбетта, как правило, мрачнело. Однако никакими словами эти двое мужчин не обменивались. Только этими странными, красноречивыми взглядами.

В Оррике все было относительно спокойно, но, несмотря на это, по мере приближения дня, когда начнут съезжаться гости, напряжение Корбетта, по-видимому, росло.

Первыми прибыли Туллия с супругом, сэром Сэнтоном, и сестры тепло обнялись.

— Какой довольный вид у тебя, сестра! — воскликнула Туллия, окинув Лиллиану пытливым взглядом карих глаз.

— И ты выглядишь как вполне счастливая жена.

— Скоро буду матерью, — с восторгом сообщила Туллия. — Надеюсь, тебе вскоре тоже выпадет на долю эта радость.

— И я надеюсь, — прошептала Лиллиана и еще раз обняла сестру.

Взглядом она отыскала Корбетта, который приветствовал сэра Сэнтона как самый радушный хозяин. Все признаки свидетельствовали, что она, может быть, действительно уже носит дитя под сердцем. Уже второй месячный срок миновал без обычных женских недомоганий. И все же она не решалась сказать об этом Корбетту. Она убеждала себя, что просто хочет вполне увериться сама, прежде чем уведомлять мужа. Но где-то в глубине ее души таился страх: она опасалась, что встретит тень сомнения в его взгляде. Он никогда больше не упоминал об обвинениях Уильяма… а точнее было бы назвать это не обвинениями, а бессовестным оговором. Но она боялась, что Корбетт еще верит этой клевете. Не станет ли он сомневаться в подлинном отцовстве ее ребенка?

Лиллиана отогнала эти тревожные мысли и улыбнулась младшей сестре:

— Ты, наверное, вконец измучилась в дороге. Для тебя приготовлена твоя прежняя комната, так чтобы тебе было как можно удобнее.

Не успела она устроить эту пару на отдых, как прибыли новые гости. Из Лондона приехали сэр Роджер и сэр Чарльз вместе с леди Элизабет и ее отцом. Потом лорд Гэвин из Дармонда и граф Глостер. Даже Оделия с сэром Олдисом явились из своего дома в Гастоне; их приветствия звучали кротко и неуверенно. Хотя между Лиллианой и ее средней сестрой оставалась кое-какая натянутость, Лиллиана с облегчением отметила, что Оделия и ее супруг, как видно, стали более терпимо относиться к ее браку с Корбеттом.

Замок был переполнен людьми. В нем раздавался неумолчный шум голосов: ведь помимо приглашенных гостей с ними прибыли их стражники, слуги и лошади, и всех требовалось приютить и накормить. В кухне работа кипела во все часы дня и ночи: там пекли хлеб, жарили огромные куски разделанных туш, чистили и потрошили рыбу и дичь и готовили разнообразные кушанья для всех — постоянных и временных — обитателей замка.

Хозяйский глаз требовался повсюду; слуги постоянно изводили Лиллиану, обращаясь за указаниями по каждому пустяку, — и тем не менее Лиллиана находила глубочайшее удовлетворение в том, что Оррик стал местом проведения празднеств такого размаха. Когда она готовила замок для свадьбы Туллии — и, как оказалось, для своей собственной свадьбы, — она занималась этим с чувством некоторой отчужденности и какой-то потери; ведь она полагала, что Оррик-Касл никогда не станет снова ее домом. И потом сам день свадьбы обернулся для нее сплошным позором.

Но подготовка к нынешним долгим увеселениям — это совсем другое дело. Она твердо решила наслаждаться всем, что сможет ей принести Рождество: праздничными церемониями, пирами, играми, развлечениями и раздачей подарков. Она не испытывала ничего подобного той тревоге, которая угнетала ее в Лондоне, ибо теперь она была на своей земле. Она была в Оррике.

Миновал уже день святого Фомы, и тут Лиллиана почувствовала, что не все идет так замечательно, как ей казалось. А дело было вот как. Рано утром Корбетт отправился с гостями-мужчинами на охоту в зимний лес. Большинство дам с удовольствием воспользовались возможностью подольше понежиться в постелях. Поэтому Лиллиана в одиночестве сидела над своими кухонными книгами, когда управляющий замка объявил о прибытии еще одного гостя,

Лиллиана поспешила во двор и увидела небольшую группу всадников, которые въезжали в ворота. Лиллиана узнала в их предводителе сэра Хью Колчестера, и ее улыбка начала увядать. Тем не менее ей не оставалось ничего иного как приветствовать его со всей возможной сердечностью, как ни была сильна ее неприязнь к этому человеку. И хотя ее беспокоил странный интерес Корбетта к каждому шагу брата, она от всей души понадеялась, что муж скоро вернется и избавит ее от необходимости развлекать беседами зловещего сэра Хью.

— Добро пожаловать, сэр Хью, — сказала она, по всем правилам выполнив церемонный реверанс.

Тем временем он спешился и небрежно бросил поводья подскочившему конюху.

— Что я вижу! — воскликнул он с наигранной веселостью. — Бьюсь об заклад, вы встречаете меня как любящая невестка, Лиллиана. — С этими словами он крепко обнял ее и запечатлел энергичный поцелуй на ее губах.

Лиллиане совсем не по душе пришлась такая фамильярность. Она поспешно отступила на шаг и настороженно взглянула на него. Однако Хью, судя по виду, решительно вознамерился подружиться с ней.

— Не сердитесь, дорогая. Несмотря на все нелады между нашими домами, я уверен, что отныне Оррик и Колчестер станут жить в мире. Право, это будет почти так, как если бы мы сообща управляли единым поместьем. — Он усмехнулся.

— Д-да, хорошо бы… — запинаясь проговорила Лиллиана, теперь уже совершенно уверенная, что дело нечисто.

Корбетт и Хью вовсе не испытывали друг к другу братской привязанности. Ни напускное равнодушие Корбетта к делам Колчестера, ни неожиданное дружелюбие Хью по отношению к Оррику не могли скрыть этого. Но Лиллиана была заинтригована.