внешнюю политику. Мачадо не имел личных интересов в сахарной отрасли и понимал, что экономику острова нужно диверсифицировать. В 1926 году, вскоре после вступления в должность, он решил сократить производство сахара на Кубе на 10 %, хотя эта мера влекла за собой высокий риск волнений среди рабочих и colonos – кубинских фермеров, поставлявших на заводы сахарный тростник32. Первая цель сокращения состояла в том, чтобы вновь сделать производство сахара рентабельным; вторая – в том, чтобы защитить colonos от поражения в состязании с крупными сахарными плантациями, которые принадлежали США и могли производить сахар с меньшей себестоимостью; а третья – в том, чтобы освободить землю и ресурсы для других товаров и тем самым снизить зависимость Кубы от сахара. У этих мер, по крайней мере по мнению кубинских националистов, было и дополнительное достоинство: они ограничивали приток работников-иммигрантов из стран Карибского бассейна.

Мачадо прекрасно видел, как Куба страдает от суровых последствий исчезновения лесов, вырубленных в угоду сахарной промышленности. Сахарное изобилие, возникшее в дни Первой мировой войны, оказалось губительным для оставшихся кубинских лесов. На восточной оконечности острова тростник сажали прямо посреди недавно срубленных деревьев, поскольку заводы уже не беспокоились о том, чтобы их куда-то убрать. Если в 1815 году кубинские джунгли все еще покрывали 80 % острова, то к 1926 году их доля сократилась до 20 %. Кроме того, в дни Второй мировой войны резко уменьшилось выпадение осадков, отчего потребовалось строить обширные оросительные системы. Сегодня 78 % пахотной земли на этом острове, когда-то столь плодородном, пребывает в одном из двух состояний: плохом или очень плохом. В 1926 году, когда Мачадо подписал «Закон о защите лесов», чтобы сберечь хотя бы лес, покрывающий нагорья, ситуация зашла уже слишком далеко – ничто не могло спасти Кубу от экологической катастрофы33.

Чтобы достичь своих целей, Мачадо пришлось позвать за стол переговоров других крупных экспортеров, а именно европейских производителей свекловичного сахара и руководство яванских сахарных заводов. Европейские производители свекловичного сахара в начале 1927 года объединились в «Международную конфедерацию европейских производителей сахарной свеклы» (Confédération Internationale des Betteraviers Européens [CIBE]) – влиятельную организацию, которая существует и по сей день34. В своих взглядах на экономику они сходились с такими представителями кубинской сахарной элиты, как Мануэль Рионда, о котором мы уже говорили в девятой главе. Европейские производители сахарной свеклы главным образом хотели удержать свои рынки закрытыми для тростникового сахара, а Куба стремилась сохранить льготный доступ на рынок США. Обе стороны, таким образом, предпочитали свободной конкуренции систему квот, призванную уравновесить мировой сахарный рынок35. Яванские производители сахара по-прежнему рассматривали возможность расширения на азиатские рынки, считая их своими. С их точки зрения проблемы кубинской сахарной промышленности должна была решать Уолл-стрит, имевшая в ней значительную долю капитала. Тем временем, как и ожидалось, Мачадо почувствовал, что волнения среди рабочих становятся все более яростными, а поддержка со стороны colonos ослабевает. Теперь уже просто для того, чтобы выжить, режим должен был добиться соглашения о всестороннем сокращении мирового сахарного экспорта, призванного остановить падение цен на сахар.

В 1927 году, по поручению Мачадо, влиятельный кубинский предприниматель Мигель Тарафа – друг семьи Рионда – отправился в Европу, чтобы попытаться склонить к переговорам трех крупнейших мировых производителей сахара: Чехословакию, Яву и Кубу. По дороге Тарафа изучил статью «Проект по воссозданию Брюссельской конвенции 1902 года», автором которой был Принсен-Герлигс, знаменитый нидерландский эксперт по сахару. Но возрождение Брюссельской конвенции оказалось еще более сложной задачей, чем та, какую поставил себе Тарафа: в 1902 году уступки делались для правительств тех стран, в которых возделывали сахарную свеклу, а сами эти страны обладали диверсифицированной промышленной экономикой, в которой сахарная свекла была лишь одним из многих экономических интересов. Тарафе же предстояло убедить яванских производителей сахара – влиятельную силу в Голландских Индиях – пойти на уступки и не получить почти ничего взамен. Поэтому сперва он встретился в Париже с производителями сахарной свеклы из Польши, Чехословакии и Германии и провел переговоры, на которых те выразили желание заключить соглашение36. Заручившись их поддержкой, Тарафа направился в Амстердам, где его приняли трое представителей «Объединения яванских сахаропромышленников» и прямо сказали, что об уменьшении площади, отводимой на Яве под сахарный тростник в 1929 году, не может быть и речи. В том же году Тарафа предпринял вторую попытку, и хотя ему удалось добиться того, что Куба, Германия, Чехословакия и Польша действительно заключили договор о сокращении производства, одобрения яванских производителей он снова не получил, а это значило, что сделка не имеет большого значения37.

Тем временем в США главой Белого дома был избран Герберт Гувер. Еще раньше, в ходе предвыборной кампании, он обещал стоять на страже интересов американских фермеров, и когда в 1929 году резко упал курс акций на Нью-Йоркской бирже, Гувер получил серьезный повод для принятия жестких протекционистских мер, воплотившихся в Законе Смута – Хоули о пошлине (1930). Этот закон поднимал пошлины на импорт товаров, среди которых оказался и сахар. Закон был подписан президентом несмотря на то, что тысячи экономистов умоляли его этого не делать, и на то, что в личных беседах с доведенным до отчаяния Генри Фордом и не менее встревоженным Джоном Морганом он сам согласился с тем, что закон был весьма вредным и глупым.

Кубинское правительство, для которого нараставший в США протекционизм и непримиримость «Объединения яванских сахаропромышленников» были подобны молоту и наковальне, попыталось выйти на китайский рынок. Шанхайские газеты писали о том, что в их городе планируется создание совместного кубино-китайского рафинадного завода, для строительства которого Куба обязалась предоставить часть капитала и технологическую базу. Для деловых кругов в США было мрачным предзнаменованием то, что Куба уже не хотела оставлять китайский рынок яванским производителям сахара. Яванские заводы, по большей части принадлежавшие семьям и располагавшие огромным финансовым состоянием, заявили о том, что начнут войну, если Куба попытается создать свой собственный азиатский рынок38.

На протяжении 1929 года яванские производители сахара оставались равнодушными к мольбам кубинцев о компромиссе, полагаясь на свои растущие рынки в Китае и Индии, а также на то, что им удалось еще сильнее сократить затраты на производство и фрахт. Они всеми силами старались не допустить Кубу на азиатские рынки, что, как оказалось, было большой ошибкой. В ответ на попытки кубинцев выйти на рынки Азии яванцы отгружали большие объемы сахара «на западе от Суэца». Этот шаг сильно ударил по ним самим: значительная часть продаваемого сахара возвращалась обратно в Британскую Индию и Китай, где его продавали по