Вероника с иронической усмешкой отходит. Кира садится и, утерев слезы, пьет кофе.

– Так, расслабились! – командует Успенский. – Ты можешь остановиться? Ты помнишь, что в субботу мы идем на Раушскую?

– А чего там?

– Володя Терлецкий играет и Лёшка Зубов на саксе…

– Обожаю Зубова! Это же просто Джерри Маллиган! Погоди, у меня же “Лебединое”… – Она нервно роется в сумке, листает репертуар. – Слава богу, “Лебединое” в пятницу… Идем на Зубова!

– В Москве есть джаз? – заинтересовался Пьер.

Успенский усмехается:

– В Москве есть все. Если знать, где искать…

Кира встает, хватает сумку, улыбается Пьеру:

– Мне надо бежать… Всего доброго!

Они с Успенским уходят.

Брагин с Пьером спускаются по лестнице к выходу.

– …Девка талантливая, могла стать солисткой. Родила в девятнадцать, выскочила замуж, потом развелась… А большая балерина – это всегда стальной характер, все подчинено одной цели – карьере. Каторга! Зато судьба…

Пьер кивает и говорит задумчиво:

– Я был в Лондоне во время ваших гастролей в прошлом году. Купить билет было абсолютно невозможно. Мне повезло, я все-таки попал на “Жизель”. Конечно, англичане называли Уланову гениальной. Но меня поразил кордебалет. Это – само совершенство…

– Потому что за каждой судьбой – драма… Большой берет каждый год одного, максимум – двоих. Это самые яркие, лидеры. Она в училище привыкла танцевать ведущие партии. А потом она попадает в Большой и застревает в корде. Только единицам суждено прорваться в солисты…

В вестибюле сектора “Г” перед турникетом французские студенты разговаривают с журналистом Франсуа Оливье. Пьер терпеливо объясняет дежурному в милицейской форме:

– Вот разрешение иностранного отдела, вот подпись заместителя декана. Это господин Франсуа Оливье, московский корреспондент “Радио Франс”. Он хочет сделать репортаж из общежития с французскими стажерами… Вот его паспорт.

Дежурный с недовольным видом изучает бумагу, куда-то звонит, говорит:

– Подождать надо…

Франсуа Оливье наставляет молодых соотечественников:

– “Арагви” – это очень неплохо, кавказская кухня, много мяса, недурные овощи. С рыбой неважно – осетрина, жирно и сомнительно… Что он говорит?

– Что надо подождать…

– Я вижу, у вас тут все серьезно… Я лично люблю “Узбекистан”. Очень похоже на турецкую кухню, превосходные супы…

По ту сторону турникета появляется человек в штатском, пролистывает паспорт, заглядывает в бумагу и, буркнув что-то дежурному, исчезает. Милиционер открывает турникет.

У лифта Оливье прячет паспорт.

– Монастырь государственной безопасности…

Ребята смеются.

– К счастью, женщины в ограде… – говорит Луи.

На кухне шестого этажа Пьер караулит кофе на конфорке. Наконец поднимается пена, Пьер снимает турку с огня и несет в комнату.

Шесть человек в небольшой комнате Пьера создали невообразимую тесноту. Оливье поставил магнитофон на стол и, надев наушники и отхлебывая кофе, проверяет микрофон. Пьер захлопывает окно.

– Все садимся на кровать, я буду подзывать к столу или подходить с микрофоном, – распоряжается Оливье. – Только выключи радио.

– Оно не выключается… Вот минимальная громкость.

Оливье пытается сам уменьшить громкость, потом надевает наушники.

– Идиотизм! Мы не сможем работать… Должен же быть какой-то секрет у этого дьявольского динамика!

Ребята столпились у динамика, со смехом щупают провода, крутят ручку.

– Или перейти в другую комнату…

– Бесполезно! – говорит Марсель. – Мы все просыпаемся в шесть утра под гимн…

Раздается треск, сыплется штукатурка – Луи выдернул динамик из стены.

Кусок стены обвалился, за ним открылась ниша, заполненная связкой кабелей и проводов разной толщины и какой-то аппаратурой. Динамик замолчал.

– Кажется, у меня будут проблемы… – меланхолически замечает Пьер.

– Да тут целый радар! – изумляется Луи.

Оливье прерывает его:

– Так, не теряем время! Все сели на кровать! Тишина! Работаем… Добрый вечер, дорогие слушатели! Говорит “Радио Франс”…

Дверь открывается, на пороге дежурный в милицейской форме. Из-за его плеча выглядывает сосед Микола.

– Это что за безобразие? Кто вам разрешил портить казенное оборудование? Такое развязное поведение вам так просто не обойдется. Придется оплатить ремонт и написать объяснительную записку…

В комнате поднимается гам. Пьер подходит к дежурному и что-то тихо говорит ему.

В коридоре Пьер тщательно закрывает дверь в блок, выпихивая Миколу, и сует дежурному пятьдесят рублей.

– Я все оплачу. Можно подождать полчаса? Мы только закончим интервью…

В комнате студенты сидят на кровати. Оливье с микрофоном расхаживает по комнате.

– Мы находимся в секторе “Г” общежития Московского университета. За окном – голые деревья, землю покрыл ковер из желтых листьев. Осень приходит в Москву на полтора месяца раньше Парижа…

В Елисеевском гастрономе Пьер стоит в очереди в бакалейный отдел. Конец рабочего дня, народ усталый и возбужденный. У продавщицы конфликт с покупательницей, очередь шумит. Пьера трогает за плечо хмурый парень в телогрейке.

– Восемь рэ, – говорит он деловито.

Пьер, озадаченный, кидает взгляд по сторонам – никто не обращает внимания. Парень ждет, уставясь на него. Пьер достает бумажник, протягивает деньги парню. Тот берет и исчезает.

Подходит очередь Пьера.

– Пожалуйста, пачку натурального кофе…

Пьер выходит из магазина и шагает вниз по улице Горького. Его догоняет парень в телогрейке.

– Мужик, ты чо? Совсем, чо ли?

Махнув рукой, парень быстро идет в противоположную сторону. Пьер покорно идет за ним.

Первым в подъезд заходит человек в майке и зимней шапке с болтающимися ушами. Следом идут Пьер и парень в телогрейке. Они поднимаются на один пролет.

Мужик в майке ставит на подоконник бутылку водки и граненый стакан, достает из кармана завернутый в газету черный хлеб, уже разрезанный на три части, раскрывает финский нож и режет натрое плавленый сырок. Большими натруженными пальцами с плоскими ногтями он крошит сургуч на пробке, вскрывает ее, ловко, не пролив ни капли, наливает стакан и протягивает парню. Тот молча вытягивает водку, нюхает горбушку, закусывает сырком. Взгляд его светлеет. Пьер с изумлением смотрит на него. Тем временем мужик протягивает полный стакан Пьеру. Он берет его с трепетом, медлит и неуверенно говорит: