Когда они вышли в предбанник, то одежды своей не нашли. Коре пояснил, что кожаные доспехи забрали почистить, а белье выстирать, дабы оно высохло до наступления ночи. Взамен он предложил им широкие халаты темно-синего цвета и мягкие тапочки, в которых они отправились к себе в опочивальни.

— Если одеяния, подобранные госпожой Никой, вам не подойдут, — пробормотал Коре у двери, — скажите, я принесу что-нибудь другое. Если вам вообще что-нибудь понадобится, позовите меня. Я дожидаюсь ваших распоряжений.

Слуга поклонился, и они разошлись по своим комнатам.

Каландрилл осмотрелся. К его удивлению, внутреннее убранство джессеритских помещений сильно отличалось от непритязательного наружного вида. Пол из до блеска натертого дерева был покрыт ярким ковром. Широкая кровать с сине-бордовым покрывалом занимала центр комнаты, в ногах стоял пуфик, чуть дальше — умывальник и небольшой столик из коричневого дерева с такими же узорами как на шкафах. На нем стоял графин и четыре кубка из тонкого красного хрусталя. Стены, обитые мягким зеленым шелком, придавали комнате воздушный вид. Не будь здесь так сумрачно, можно было бы принять ее за шатер. Освещалась комната единственной лампой, свисавшей с лепного потолка, и дневным светом, проникавшим в опочивальню через высокие стеклянные балконные двери. Каландрилл с бьющимся сердцем вышел на балкон и отметил про себя, что с него можно пройти в опочивальню Ценнайры. Тут же он открыл, что на крыше над двором был разбит настоящий сад с невысокими экзотическими деревцами, кустарниками и виноградом, увивавшим маленькие беседки. Каландрилл вернулся к себе, чтобы переодеться, размышляя о том, насколько архитектура джессеритов отражает внутренний мир этого загадочного народа.

Одевшись в чужеземное платье, он внимательно осмотрел себя в зеркале, встроенном в шкаф. Как и в форте, ему предложили рубашку, тунику, шаровары и туфли. Только здесь, в доме Чазали, одеяния были даже богаче, чем у Дагган-Вхе: рубашка из шелка такой белизны, что переливалась даже при скудном освещении комнаты; шаровары темно-синие, обувь из мягкой черной кожи, расшитой серебряными нитками и с загнутыми носами; туника зеленая с подложными плечами и золотистый кушак. В ярко-красном кругу на груди и спине была вышита черная лошадь, вокруг красовались знаки Накоти и Макузена. Каландрилл настолько свыкся с кожаными доспехами, что ему стало не по себе в столь роскошном одеянии.

В дверь постучали, Каландрилл отошел от зеркала. В комнату вошел керниец. На нем красовался точно такой же наряд, и чувствовал он себя в нем столь же неловко.

— В моих одеяниях мне было бы удобнее, — пробормотал Брахт, подходя к столику и наливая себе из графина. — Но вино у них отменное.

Каландрилл тоже налил себе кубок.

— Мы задержимся здесь лишь на одну ночь, — сказал он. — Боюсь, что подобное гостеприимство нас ждет теперь нескоро.

Брахт что-то хмыкнул и вышел на балкон. День быстро увядал, над городом все еще висела хмурая туча, и площадь почти терялась в тени. Из едва освещенных комнат по периметру до них доносились приглушенные голоса. Керниец вернулся, налил себе еще кубок и с удивлением покачал головой.

— Странные люди эти джессериты, — заметил он. — Ахрд, кто бы мог подумать, глядя на город снаружи, что внутри неказистых стен они живут в настоящих дворцах. Но все так плохо освещено.

— Таков их обычай, — усмехнулся Каландрилл. Брахт поставил кубок и поправил кушак и тунику. — Завтра тебе вернут твои одежды, и мы опять поскачем под открытым небом.

— И да будет благословен Ахрд, — кивнул керниец.

В дверь осторожно постучали, Каландрилл открыл.

Перед ним стоял Коре.

— Простите, — пробормотал он, — вазирь Очен Таджен Макузен просит вас явиться.

Каландрилл вернулся к столику, поставил кубок, и ни с Брахтом тут же вышли и постучали в комнаты девушек.

До Каландрилла донесся голос Ценнайры:

— Войди.

Юноша открыл дверь и замер с открытым ртом. Ценнайра и в кожаных доспехах блистала красотой; в одеяниях, кои предложили им в форте, она была великолепна. Начисто лишившись дара речи, Каландрилл стоял на пороге и смотрел на нее широко раскрытыми глазами. Волосы Ценнайра забрала на затылке усыпанными дорогими каменьями заколками. Переливаясь на черном фоне, они подчеркивали ее точеную шейку. Глаза она подвела сурьмой на джессеритский манер, губы и ногти алели. Бледно-розовый халат с высоким воротником, застегнутый на маленькие аметистовые пуговички, обтекал стройное тело; рукава и подол были вышиты красными нитками, на ногах — розовые туфельки. Такая красавица сделает честь любому дворцу, подумал он и поведал ей об этом.

— Благодарю, господин, — она присела в реверансе. Каландрилл хотел ответить ей в том же духе, но позади раздался возглас Брахта:

— Ахрд!

Каландрилл обернулся. Керниец не сводил широко раскрытых глаз с Кати, одетой в светло-голубой халат. Льняные волосы вануйки, зачесанные так же, как и у Ценнайры, поддерживали черные заколки; губы и ногти были розовыми. Брахт качал головой и все повторял:

— Ахрд, Ахрд, Ахрд, — словно не мог вспомнить больше ни одного слова.

— Госпожа Ника послала нам парикмахера, — пояснила Ценнайра, — и служанку, знающую толк в косметике.

— Они неплохо поработали, — похвалил Каландрилл, приходя в себя. — Хотя вы обе — благодатный материал.

Услышав комплимент, Катя с насмешливо-надменным выражением на лице посмотрела на Брахта.

— Может, начнешь брать уроки у Каландрилла? — предложила она.

Керниец только кивнул, не в силах оторвать от нее глаз.

— Я… — пробормотал он, — Ахрд, я… ты… никогда…

Из затруднительного положения его вывело тактичное покашливание Коре, напоминавшего о том, что их дожидается Очен. Каландрилл, словно при дворе, предложил Ценнайре руку. Брахт, с мгновение поколебавшись, последовал его примеру. Вануйка тихо смеялась, пока они шли по слабо освещенному коридору, а затем, повернувшись к Каландриллу, сказала:

— Когда у тебя будет время, обучи этого варвара кое-каким манерам.

— Трудная задача, — ответил Каландрилл. — Но я постараюсь.

Ценнайра, убедившись, что никто не слышит, шепнула ему на ухо:

— Ты обратил внимание на балкон?

Каландрилл то ли от смущения, то ли от желания покраснел.

— Да, — выдохнул он.

— Ночи еще теплые, закрывать дверь на ночь нет необходимости, — пробормотала Ценнайра, и он прошептал:

— Госпожа, я приду.

— Чудесно. — Она с улыбкой на мгновение прижалась к нему, но тут же отстранилась — Коре остановился перед дверью и постучал, сделав широкий жест рукой.

Они вошли в трапезную с ломившимися от яств столами; вазирь восседал в дальнем конце. Каландрилл отметил про себя, что столовая была ярко освещена, словно из уважения к гостям. Вокруг стола стояло шесть стульев; Очен пригласил их занять свои места и отпустил Коре.