В ее разговоре по телефону дважды были подчеркнуты слова о «подготовке средств для оплаты». Это могло означать, что мисс Норманн после получения ожидаемых ею дипломатических документов должна вручить Яцеку свидетельство о браке. Фред даже ушел в своих гипотезах настолько далеко, что и вовсе поставил под сомнение проблему двоеженства. Настаивал на том, что брака могло не быть – или же его могли сфальсифицировать. Он потирал руки и говорил:

– В любом случае положение твоего мужа не так уж и опасно, благодаря этому вот аппаратику, который я установил. Понимаешь? У твоего мужа сейчас есть свидетель его разговора с мисс Норманн.

– Верно, – заметила я. – Но ты ведь не пожелаешь признаться, что подслушивал.

– Отчего же? Естественно, при необходимости я признаюсь в этом. Это часть моего ремесла. Я детектив. Само собой, мне придется признать, что я следил за мисс Норманн по твоему поручению.

– Это было бы скверно. Дело бы тогда обрело огласку, и я решительно не вижу, как бы это смогло помочь нам с Яцеком.

– А помочь могло бы – и сильно. Прежде всего, вы бы выбили из рук этой женщины ее оружие. Благодаря услышанному разговору, твой муж наперед, еще только составляя рапорт, мог бы заявить: «Эта дама угрожала мне придуманным ей же двоеженством, чтобы шантажировать меня и вынудить доставить ей секретные государственные документы. А мой детектив, господин Фред Хоббен, был свидетелем всего разговора».

– И что с того?

– Как это что? Мисс Норманн будет мгновенно арестована, не сумеет отказаться от своего шпионажа, и никто ей не поверит, что вся та историйка с двоеженством – правда.

– Но ведь она отчетливо угрожала Яцеку, что в случае ее ареста информацию о его двоеженстве огласит кто-то другой.

– Моя дорогая, поверь моему опыту. Я убежден, это лишь часто используемый преступниками прием шантажа – а скорее, способ обеспечить себе безопасность. На самом деле бывает так, что после ареста никто ничего не делает достоянием огласки – или боится за собственную шкуру и предпочитает оставить сообщника его судьбе.

– Но я все же опасаюсь, Фред, того, что случится, если она исполнит свои угрозы.

– А каков тут другой выход? Ведь твой муж не согласится выполнить задание?

– Наверняка нет.

– Да и ты не станешь его отговаривать.

– Я никогда не имела такого намерения.

– Значит, нам следует действовать. Наиболее разумным будет, если ты тотчас пойдешь домой и расскажешь мужу о том, что мы слышали его разговор с мисс Норманн.

Я испугалась:

– Как это – «мы»? Мне бы тогда пришлось рассказать ему все.

Он рассмеялся:

– Ну, рассказывать всего нет необходимости.

– Но то, что я давно уже знаю о его двоеженстве, что обратилась в ваше агентство в Брюсселе, что… проводила с тобой долгие часы лицом к лицу в отельной комнате – об этом он узнает.

Фред развел руками:

– Увы. Однако другого выхода у нас нет. Впрочем, ты ведь не обязана ему говорить, что читала письмо, адресованное ему. Он бы тебе поверил, даже скажи ты, что только после его признаний решила действовать самостоятельно и обратилась за помощью в наше агентство.

– Верно, – согласилась я.

– А если речь о том, что мы с тобой бывали тут без свидетелей… Ты ведь сама говорила, что муж питает к тебе безграничное доверие.

– Естественно, дорогой, но я бы предпочла устроить все чуть иначе.

Фред покачал головой:

– Увы, другого способа я не вижу.

После короткого совещания мы решили, что я поеду домой, а Фред останется дежурить при наушниках. Нам следовало поддерживать телефонную связь, информируя друг друга обо всем. Поскольку же я не застала Яцека, который оставил мне записку, чтобы я его ждала, то села и принялась за описание всех тех происшествий, так сильно потрясших меня. Я очень беспокоюсь, не сделает ли Яцек чего-то непредвиденного.

Пока пишу, часы бьют пять, а его все еще нет.

Если бы я умела создавать драмы, сцена, которая случилась между нами с Яцеком, производила бы на зрителей колоссальное впечатление. Итак, сначала он входит. Вернулся столь изменившимся, что его и не узнать: бледный, с кругами под глазами и с отчаянием во взгляде. Даже одежда его, казалось, отражала изрядную подавленность.

Он не встретил меня как обычно, но тяжело сел на софу, опустил голову и некоторое время молчал, нервно выламывая пальцы.

Мог ли Яцек допускать, что нынче, когда он окончательно утратил всякую надежду, когда пришел сообщить мне, что уже не находит никакого спасения ни для себя, ни для нашего брака, именно у меня, у своей жены, отыщет помощь, спасение и совет!

Он начал говорить голосом тихим, прерывистым и глухим:

– Ганечка… Кое-что произошло… Женщина, о которой я тебе рассказывал, наконец-то раскрыла причины своих поступков. Ты должна быть готова к худшему… Она поставила мне условия такого рода, что ни принять, ни выполнить их я не в силах. Не хочу иметь от тебя секретов. Оказалось, все дело не во мне. Тот факт, что некогда мы были женаты, она намерена использовать, чтобы заставить меня совершить поступок самый подлый… Она хочет, чтобы ее молчание я оплатил похищением секретных государственных документов. Поскольку же не могу сделать этого – и даже ни на миг не способен задумываться о столь позорном предложении, учитывая к тому же, что немедленно должен поставить власти в известность о том, что эта женщина – опасный агент иностранной разведки, тебе следует быть готовой к любым последствиям. Если я до сих пор и не написал рапорта, то лишь потому, что хотел обо всем предупредить тебя. – Пока он говорил, губы его дрожали. Он потер ладонью лоб и добавил: – Сегодня эта… дама будет арестована. Однако у меня нет против нее никаких доказательств. Она уверила меня, что давно подстраховалась перед такой возможностью. И мне кажется, говорит правду. Мой рапорт она представит властям как неудачную попытку мести, как бесчестный и наивный способ избавиться от… законной жены, требующей моего к ней возвращения. Если ей поверят – а поверить должны, поскольку у меня нет никаких доказательств ее вины, – она будет освобождена и тогда уж я мгновенно… окажусь в тюрьме, обвиненный в двоеженстве и клевете. – Он поднял на меня глаза. – Я окажусь за решеткой и буду осужден. Потому, зная все это и прекрасно понимая, что дело не может быть решено иначе, я найду для себя другой… выход. Но речь не обо мне – о тебе… Скандал и компрометацию предотвратить будет невозможно. Однако следует отыскать способ, благодаря которому ты хотя бы немного оказалась бы от него прикрыта. Лично я такого способа не знаю. Могу уже сегодня сообщить своим знакомым, что ты со мной порвала… Возможно, было бы лучше, если бы ты на некоторое время уехала за границу… Не знаю. Кажется, правильнее всего было бы прибегнуть к помощи твоего отца и рассказать ему все. Он человек разумный. Думаю, сумеет дать тебе наилучший совет.