У одного из них была перевязана рука, а бледное лицо говорило о плохом самочувствии. Другой выглядел веселым.

– Бегом, Вилсон, мы не должны опоздать на поезд… Ох, Вилсон, я никогда не забуду эти десять дней!

– Да и я тоже.

– О, какие прекрасные сражения!

– Великолепные.

– Так, только иногда маленькие неприятности…

– Совсем маленькие.

– И наконец – триумф. Люпен арестован! Голубой бриллиант найден!

– Моя рука сломана.

– Когда речь идет о таких успехах, что значит сломанная рука!

– Особенно моя.

– Да, да! Вспомните, Вилсон, именно в тот момент, когда вы были у аптекаря и героически переносили страдания, я обнаружил нить, выводящую из тьмы.

– Какой счастливый случай!

Двери купе уже закрывались.

– Проходите, пожалуйста. Поторопитесь, господа.

Носильщик поднялся по лестнице в пустое купе и положил багаж в сетку, а Шолмс пока заводил несчастного Вилсона.

– Да что с вами? Когда же это закончится! Поторапливайтесь, старина!

– Дело не в том, что я не тороплюсь…

– А в чем?

– Я владею только одной рукой.

– И что? – воскликнул Шолмс. – Тоже мне проблемы! Можно подумать, только вы в таком положении! А однорукие, настоящие однорукие? Ладно, всякое бывает. – Он протянул носильщику монетку в пятьдесят сантимов. – Спасибо, друг мой. Возьмите.

– Благодарю, господин Шолмс.

Англичанин присмотрелся: перед ними стоял Арсен Люпен.

– Вы… Вы… – только и смог пробормотать он.

А Вилсон принялся размахивать здоровой рукой, словно желая продемонстрировать свою силу, и воскликнул:

– Вы… Вы… Но вас же арестовали! Шолмс рассказал мне… Когда он расстался с вами, вас окружали Ганимар и тридцать полицейских…

Люпен сложил руки на груди и с негодованием заявил:

– Вы полагали, что я отпущу вас, не простившись? После столь чудесных дружеских отношений? Это было бы невежливо. За кого вы меня принимаете?

Раздался свисток паровоза.

– Ладно, я не в обиде. Вы запаслись всем необходимым? Табак, спички… да, и вечерние газеты? Там вы найдете подробности о моем аресте – своем последнем подвиге, мэтр. А теперь прощайте, рад был с вами познакомиться. В самом деле рад! Если я вам понадоблюсь, то буду счастлив… – Он спрыгнул на перрон и закрыл дверцу. – Прощайте, – снова сказал он. – Прощайте, я буду писать вам. А вы мне, не так ли? Как ваша рука, господин Вилсон? Жду новостей от вас обоих, хотя бы иногда отправляйте открытку по адресу: Париж, Люпену… Этого будет достаточно. И не нужно наклеивать марку. Прощайте, до скорого…

Херлок Шолмс и Вилсон сидели по сторонам большого камина, вытянув ноги к приятному теплу газовой горелки.

Трубка Шолмса – короткая трубка из вереска с серебряным кольцом – погасла. Он вытряхнул пепел, снова набил трубку, закурил, поправил полы халата и принялся делать длинные затяжки, выпуская из трубки летящие к потолку маленькие колечки дыма.

Вилсон смотрел на него. Так собака, которая лежит, свернувшись клубочком на ковре, смотрит на хозяина, не мигая, с надеждой ловя каждое его движение. Прервет ли молчание хозяин? Раскроет ли он тайну своих нынешних раздумий, допустит ли в царство своих мыслей, вход в которое, похоже, всем запрещен?

Шолмс молчал.

Вилсон отважился:

– Спокойное нынче время. Ни одного дельца, которое мы могли бы раскрыть.

Шолмс молчал все ожесточеннее, а кольца дыма все клубились и клубились, и любой другой человек, кроме Вилсона, понял бы, что Шолмс испытывает огромное наслаждение и удовлетворение в часы, когда мозг полностью свободен от всяких мыслей.

Вилсон встал и подошел к окну.

На унылой улице на дома с унылыми фасадами с темного неба лил злой дождь. Проехал кеб, другой… Вилсон занес их номера к себе в записную книжку. Никогда не знаешь, а вдруг пригодится?

– Смотрите, – закричал он, – почтальон!

Вскоре вошел человек в сопровождении слуги.

– Два заказных письма, сэр. Будьте любезны расписаться.

Шолмс отметился в журнале, проводил почтальона до двери и, вернувшись, вскрыл одно из писем.

– У вас очень довольный вид, – отметил Вилсон.

– В этом письме весьма интересное предложение. Вы только что хотели заняться делом, так вот оно. Читайте…

Вилсон прочитал:

«Сэр, зная о вашем опыте, обращаюсь к вам за помощью. Я стал жертвой серьезной кражи. Было проведено расследование, но поиски, как мне кажется, никогда не закончатся.

Посылаю вам газеты, из которых вы узнаете о деле. Если вы согласитесь за него взяться, я предоставляю свой дом в ваше распоряжение и прошу внести в прилагаемый чек с моей подписью сумму, которую вам будет угодно назначить в качестве издержек на дорогу.

Соблаговолите телеграфировать о своем решении. Примите уверения в моем величайшем почтении.

Барон Виктор д’Эмблеваль, улица Мюрилло, 18»

– Ну вот, – воскликнул Шолмс, – вырисовывается интересное дело… небольшое путешествие в Париж, так почему бы и нет, черт возьми? С момента знаменитого поединка с Арсеном Люпеном у меня не было повода туда вернуться. Я не прочь увидеть столицу мира при более спокойных обстоятельствах.

Он разорвал чек на четыре части и, пока Вилсон, чья рука еще не обрела прежней гибкости, высказывал нечто печальное в адрес Парижа, вскрыл следующий конверт.

Он раздраженно взмахнул рукой и нахмурился, читая письмо. Затем, скомкав бумагу, раздраженно бросил ее на пол.

– Что? Что случилось? – растерянно воскликнул Вилсон.

Он поднял скомканную бумагу и, удивляясь все больше и больше, прочитал:

«Дорогой мэтр, вы знаете, как я восхищаюсь вами и какой интерес проявляю к вашей деятельности. Так вот, поверьте мне, не стоит заниматься делом, в котором Вас просят участвовать. Ваше вмешательство приведет к множеству неприятностей, все усилия сведутся к плачевному результату, и вы будете вынуждены публично признаться в своем поражении.

От всей души желаю вам избежать такого унижения. Заклинаю вас во имя связывающей нас дружбы оставаться спокойно у своего очага.

Мои наилучшие пожелания господину Вилсону и вам, дорогой мэтр.

Мое почтение, преданный вам Арсен Люпен»

– Арсен Люпен… – в замешательстве повторил Вилсон.