— Прекрати этот вздор! — резко оборвала Элоиза. — Гаррик так же хочет, чтобы малыш жил, как и ты.

— Ты лжешь!

Но тут оглушительная боль, куда сильнее прежней, вновь скрутила ее, и уже не осталось времени молить: пробивающийся к свету ребенок потребовал всей ее энергии, и снова Бренна почувствовала желание тужиться изо всех сил.

Гаррик стоял в дверях комнаты, ощущая себя более беспомощным, чем когда-либо в жизни. Он слышал все, что говорила Бренна, и ее слова впивались в него острым стальным клинком. Однако разве можно осуждать девушку за то, что она считает его слишком жестоким? Разве он когда-нибудь относился к ней иначе?

Мучительный вопль Бренны потряс Гаррика до глубины души. Подумать только, он хотел оказаться как можно дальше от нее, отправиться на Дальний Восток и никогда больше не видеть, но успел лишь добраться до Берки, как какая-то странная сила властно потянула его назад. Гаррик думал, что Бренна уже возвратилась на родину, и приехал домой только, чтобы объявить отцу о своем решении — вернуть Бренну. Жизнь без нее для него невозможна, несмотря на ненависть, которую она питает к нему.

Но мать сказала, что Бренна все еще здесь, и, узнав причину, был потрясен. Хотя он не мог сразу же отправиться к Бренне, боясь расстроить ее, однако каждый день старался оказаться поблизости от маленького домика, надеясь увидеть любимую. И сегодня, слыша ее крики, увидев, что она без сознания, Гаррик совершенно потерял голову от страха.

— Мальчик! — воскликнула Уда, поднимая новорожденного за ножки.

Гаррик благоговейно смотрел на крошечное тельце. Уда встряхнула ребенка, покачала головой и снова встряхнула. Гаррик затаил дыхание, ожидая, что мальчик пошевелится или закричит.

— Беда, — покачала головой повитуха. — Дитя неживое.

— Нет! — завопил Гаррик, врываясь в комнату, и, взяв сына огромными ладонями, беспомощно уставился на Уду. — Он не должен умереть! Бренна скажет, что я убил его!

— Младенец не дышит. Такое бывает со многими детьми. Ничего нельзя поделать.

Гаррик взглянул на неподвижного малыша:

— Ты будешь жить! И дышать! Рядом появилась плачущая Элоиза:

— Гаррик, пожалуйста! Ты только терзаешь себя!

Но он уже не слышал. Сердце раздирала невероятная мука от сознания того, что этот живительный воздух, который наполнял его грудь, не проникает в горлышко сына. И, склонившись к крошечному тельцу, сам того не сознавая, начал вдувать воздух в посиневшие губы.

— Ай-й-й! — завопила Уда. — Что он делает?! — Повитуха с громким воплем выбежала из комнаты. — Он рехнулся! Сошел с ума! Но отчаянные попытки Гаррика вдохнуть жизнь в сына не удавались. Однако времени на размышление не оставалось, и он снова попробовал сделать то же самое, накрыв губами рот и нос малыша, так, чтобы воздух проходил только в его глотку. На этот раз крошечная грудка поднялась, ручки шевельнулись, и новорожденный, задышав самостоятельно, издал такой громкий крик, что было слышно во всех уголках дома.

— Слава Господу за чудо! — воскликнула Линнет, опускаясь на колени, чтобы принести благодарственные молитвы.

— Это и вправду настоящее чудо, Гаррик! — тихо сказала Элоиза. — Только чудо сотворил ты сам. Именно ты дал жизнь сыну.

Гаррик передал матери вопящего младенца. Чудо или нет, но потрясение было слишком велико, чтобы у него остались силы говорить. Гаррик ощущал такую невероятную гордость, словно совершил величайший подвиги жизни.

— Нет нужды спрашивать, принимаешь ли ты сына, — сказала Элоиза, заворачивая младенца в одеяло и кладя у ног Гаррика, как полагалось по ритуалу.

Гаррик наклонился и, положив дитя на колени, брызнул на него водой из чащи, принесенной Элоизой, как когда-то сделал отец с его сестрой, а до того с ним самим и Хьюгом.

— Дитя это отныне будет носить имя Селиг, Благословенный.

— Хорошее имя, поскольку Господь действительно благословил его, — гордо кивнула Элоиза и снова подняла ребенка. — Теперь иди вниз и скажи отцу, что у него появился еще один внук. Он будет вне себя от счастья.

Но Гаррик, покачав головой, медленно подошел к постели Бренны. Глаза ее были закрыты. Он вопросительно поглядел на Линнет.

— Она потеряла сознание, когда родился младенец, — пояснила Линнет, вытирая пот со лба Бренны. — И не знает, как ты боролся за жизнь сына, но я все расскажу.

Но поверит ли Бренна?

— Я знаю, что она потеряла много крови. Выживет ли? — спросил он.

— Кровотечение прекратилось. Конечно, она очень слаба, как и новорожденный. Остается только молиться, чтобы к ним побыстрее вернулись силы.

— Не волнуйся, Гаррик, — успокоила Элоиза. Она обмывала громко протестующего Селига теплой водой. — Все, что ты сегодня сделал, не пропадет даром. И мать и ребенок будут жить.

В течение первой недели после рождения ребенка Бренна каждый раз просыпалась в страхе и никак не могла отрешиться от дурных предчувствий, пока наконец не убедилась, что малыш здоров. Тетка рассказала какую-то невероятную историю о том, как Гаррик спас жизнь ее сыну, но она не могла заставить себя поверить этому. Будь все правдой, испытывай Гаррик хоть какие-то чувства к сыну, уж наверное, пришел бы посмотреть на него. Но он ни разу не появился.

Бренна поправлялась очень медленно, зато Селиг быстро набирал вес. Для нее было огромным разочарованием сознавать, что не она вернула сыну цветущее здоровье. Бренна так хотела дать малышу все, что ему необходимо, но по какой-то причине: то ли из-за преждевременных родов, то ли потому, что в первые месяцы беременности ей пришлось перенести много бед, — через две недели молоко у нее пропало.

Девушка винила себя и не могла успокоиться, когда Элоиза настояла на том, чтобы привести кормилицу, женщину, потерявшую недавно ребенка, но вскоре поняла, что другого выхода нет. Кормилица только несколько раз в день брала ребенка, чтобы кормить его грудью, все же остальное время Бренна занималась им сама.

Она отдавала ему столько сил и энергии, что тетка даже ругала ее за это. Бренна очень боялась, что кто-то попытается отнять у нее малыша. Но, к счастью, это состояние длилось недолго, и Бренна поняла, что следует прислушиваться к советам старших. Она стала спокойнее чувствовать себя в присутствии сына и осознала, что не стоит мучить его слишком требовательной любовью. Бренна радовалась тому, что сама может заботиться о своем малыше: купать его, пеленать и одевать. И когда Селиг впервые улыбнулся ей, она почувствовала, он знает, что она его любит.

Наконец Бренна решила, что настало время вернуться домой, она и так пробыла у Гаррика слишком долго, почти три месяца. Может, потому, что за все это время ни разу не видела его. Бренна не знала, где он спит и обедает, но не могла заставить себя спросить о нем, даже Джейни и Модью.

Ее старые подруги ворковали над Селигом каждый раз, когда приносили Бренне обед, и много раз говорили ей о том, как улучшилась их жизнь, с тех пор как родился малыш. Бренна не спрашивала их, с чем это связано, решив лишь, что с Гарриком. Очевидно, он ушел жить куда-то, скорее всего к Морне, поскольку Бренна пребывает в его доме и он не хотел ее видеть.