прислал это после того, как рассказал мне о голосовании.

В кадр входит мужчина. Это Массимо, он курит сигарету, кружа вокруг Джанни, и говорит: — Итак, ты украл у нас деньги. У своей собственной семьи.

Джанни бормочет что-то бессвязное. Массимо пинает стул, и Джанни подпрыгивает.

— Да. Я сделал. Но ты должен мне поверить, я...

Массимо снова пинает стул. Джанни замолкает.

— Не утруждай себя оправданиями. Мы знаем о деньгах. Мы знаем об украденном товаре. Мы знаем о взятках, которые ты платил, чтобы заставить всех держать рот на замке. Но кто-нибудь всегда проболтается, Джанни. Ты уже должен был это знать. Кто-то всегда говорит.

Массимо ходит взад-вперед, недоверчиво качая головой.

— А твоя собственная дочь? Ma dai!(с итал. Да, ну) Ты подстроил похищение собственной дочери? Это просто пиздец. Кто это делает? Я скажу тебе, кто. Большой кусок дерьма.

Он снова пинает стул. Джанни стонет, бормоча извинения. Затем Массимо смотрит прямо в камеру.

— Эй, говнюк. Расскажи своей сестре, что ты для нее задумал, а? Расскажи ей, как ты собирался позволить кучке ковбоев возиться с ней, прежде чем они перережут ей горло. Как ты пообещал им, что они смогут использовать ее.

Низкий, опасный рокот проходит через грудь Куинн, но, кроме глубокого чувства нереальности, я вообще ничего не чувствую.

Массимо отворачивается от камеры, курит и снова кружит.

— Кстати, мы поймали этого водителя. Заставили его говорить так же, как тебя. Mannaggia a te! (с итал. Черт тебя возьми) Надеюсь, ты не заплатил им слишком много денег. Какая же это была хреновая работа. А, ладно. Какие-нибудь последние слова?

Массимо достает из-под куртки пистолет. Джанни начинает визжать.

— Моя дочь сбежала с мексиканцем! Она бесполезна! Никого не волнует, что с ней будет! А моя сестра — кровожадная шлюха!

Я тихо говорю: — О, Джанни. Ты всегда был несчастным маленьким засранцем.

Я протягиваю руку и останавливаю видео. Оно обрывается как раз в тот момент, когда Массимо поднимает пистолет.

Некоторое время я сижу с закрытыми глазами, прислушиваясь к тишине в комнате и думая о своем брате. Пытаюсь вспомнить то время, когда мы были близки. В голову ничего не приходит. Мы с Джанни были связаны кровными узами, но никакие другие узы дружбы или любви никогда не связывали нас. Как и в случае с Энцо, я была для него не более чем вещью, которую можно использовать для личной выгоды.

Я чувствую прикосновение Куинна к своей руке и открываю глаза. Он бормочет: — Ты в порядке?

Я не уверена, что ответить, поэтому ничего не говорю. Вместо этого смотрю на Деклана.

— Моя мать?

— Она летит домой, в Нью-Йорк.

Я киваю, размышляя.

— Итак, суть, если я правильно понимаю, заключается в том, что мой брат предал Коза Ностру и свою собственную кровь и был застрелен из-за этого.

— Да.

Я снова киваю.

— И сегодня утром было голосование за нового капо.

— Да.

— И ты хочешь, чтобы я поверила, что организация, в которой сотни лет доминируют мужчины, просто ни с того ни с сего решили, что их лидером впервые должна стать женщина.

— Голоса разделились. Не все были согласны.

— Дай угадаю. Массимо.

Деклан пожимает плечами.

— Некоторые парни все еще не живут в двадцать первом веке.

— Почему они просто не выбрали кого-нибудь другого? Алессандро, например?

— Они сами могут лучше объяснить, девочка, но это ты встала перед четырьмя сотнями свидетелей и самим Богом и поклялась любить и повиноваться этому чокнутому ублюдку, чтобы спасти свою племянницу от пули. Ты та, кто спасла Хуана Пабло от пули, и угадай, дядя Альваро теперь хочет только одного — заключить соглашение с женщиной, которая спасла жизнь его дорогому племяннику?

Мои губы изгибаются вверх.

— Я так понимаю, это я.

— Это, должна быть, ты. — Его голос становится тише. — А еще ты женщина, которая четырнадцать лет безропотно выдерживала жестокость…

— Как будто кто-нибудь стал бы меня слушать.

— ...и сумела пустить пыль в глаза каждому сотруднику правоохранительных органов, когда хирургическим путем избавилась от своего обидчика.

— Я не убивала своего мужа, — автоматически отвечаю я.

Деклан улыбается.

— И вдобавок очень искусная лгунья. Почему они не хотят, чтобы ты была главной?

— О, я не знаю. Моя вагина?

Он посмеивается над этим.

— Я сказал им, что не буду продлевать контракт ни с кем другим, вот и все.

Мое чувство нереальности становится все сильнее. Я отключена от своего тела, как будто вижу все это откуда-то сверху.

— Но я не подписывала контракт. Это сделал Джанни. — Куинн и Деклан просто сидят и смотрят на меня. — И когда я вошла в эту комнату, ты знал, что Джанни мертв. Ты только сделал мне уступку по поводу Ставроса и сказал прислать остальные изменения, потому что ты уже знал, что меня назвали капо. Ты даже знал на той встрече на складе с Алессандро и остальными, что они проверяли мою лояльность. В тот вечер, когда мы пришли ужинать, ты знал, что женщина, согласившаяся выйти замуж за этого мужчину рядом со мной, была потенциальным кандидатом на самый влиятельный пост в Коза Ностре. Ты все это время ужасно много знал, мистер О'Доннелл.

— Ты не можешь винить леопарда за его пятна, девочка, — спокойно говорит он.

— Или тигра за его полосатость.

Напряжение Куинна снова нарастает. Даже не отрывая взгляда от Деклана, я чувствую, что он становится все более взволнованным, и я знаю причину этого.

Он просто понял, что если я капо, то мне вообще нет необходимости выходить за него замуж по закону. Нам не нужно свидетельство о браке, чтобы сделать контракт действительным. Если я теперь глава преступной семьи Карузо, я вольна сама заключать свои контракты, не продавая никому свое тело в качестве актива. Я вольна отказаться от этого брака и по-прежнему получить все, что хочу. Я просто... свободна.

Я смотрю на Куинна. Он смотрит на меня, и все это написано на его лице ясно как день.

Грубым голосом он говорит: — Я отправлю твои вещи куда захочешь.

Он встает со стула и чопорно выходит из комнаты.

39

ПАУК

Я стою снаружи, подняв лицо к небу и закрыв глаза, чувствуя тепло солнца на своей коже и леденящий холод в своем сердце.

Я должен был