– У нас есть доказательства. Письмо, найденное у убийцы, – проронил Дэйт.

– Пока еще нечего доказывать, мой друг.

– Я позволил себе отправить отряд за вашим родственником. Не спросив вашего разрешения.

Герцог почесал бровь:

– Ты поступил правильно. Но думаю, что его не окажется дома. Земли Эрка на границе с Фихшейзом. Думается мне, что он, как человек неглупый, уже на пути в Велат.

– Стоит запросить помощи у Варена?

– Они могут и не помочь. Союзу с ними уже сто с лишним лет, и он давно порос мхом. На данный момент наша страна в одиночестве.

– Не в одиночестве. – Рукавичка стояла в дверях, опираясь рукой на стену. Она была все так же бледна, повязка больше не скрывала ее пустые глазницы. – Близится тьма. Я помогу вам сражаться. Вэйрэн поможет.

Правда. Она так хрупка. Так незаметна. Так сильна. Так живуча. Так умиротворяюща. Как глоток воды в пустыне. И так ядовита. Как стилет, смоченный в яде алой тихони. Правда… Шаутт меня забери, я до сих пор не знаю – нужна ли она нам? Без нее все гораздо проще. И понятнее. Столько глупостей можно было бы избежать.

Скованный

Возле самого берега Тэо свалился в воду. Перегнулся через борт лодки и ухнул с головой в белый поток. Тот пытался подхватить его, но было мелко, и акробат вцепился пальцами в ледяные камни, чтобы удержаться на месте.

Он не собирался всплывать, смотрел на серо-голубые булыжники, на миллионы синих пузырьков, проносящихся перед глазами, на темное облако крови, тут же растворяющееся в Бренне.

Пружина чувствовал невероятное спокойствие и собирался провести здесь, на дне, всю оставшуюся жизнь. Он засыпал, ощущая от этого подступающего вечного сна волшебное умиротворение.

Но ему не дали слиться с водой, раствориться в ней и стать Бренном, чтобы бежать к Рубежу, затерявшись в озерах Пустыни. Маленькая, крепкая рука схватила его за волосы, дернула вверх, к воздуху.

– Ты что это делаешь?! Даже не думай! – Голос у Шерон звенел от бешенства. – Хватит с меня утонувших!

Чуть позже, сидя на берегу, под дубом, и стуча зубами от студеной воды, она бинтовала его руку. С ее мокрых, облепивших щеки и лоб темных волос стекали капли. Указывающая покосилась на акробата, шмыгнула носом, сказала неодобрительно:

– Ты похож на пьяного.

Тот закрыл на мгновение глаза, прислонившись затылком к шероховатой коре дерева. Он чувствовал себя как пьяный? Наверное. Ему тяжело было судить, ни разу в жизни не напившись.

Если странное помутнение в голове, кратковременная потеря памяти, полная дезориентация в пространстве вкупе с необычайной легкостью и отсутствием боли – это опьянение, то… ну и пусть.

– Что случилось? – Губы показались ему непослушными, чужими.

– Ты решил превратиться в форель. – Раздавшийся голос Лавиани не сулил ничего хорошего. – Охотно верю, что быть рыбкой куда приятнее, чем пустым. Но время для этого ты выбрал неподходящее.

Он приоткрыл на мгновение один глаз, посмотрел на нее. Тоже мокрую, как видно помогавшую Шерон выволочь его на берег.

– Я спрашивал о том, что произошло чуть раньше.

– Тебя подстрелили, – любезно сообщила сойка. – И тебе очень повезло, что пробито всего лишь запястье.

– Кровь никак не останавливается. – Шерон смотрела, как пропитывается алым только что наложенная повязка.

– Это я тоже помню. Но не могла бы ты внести ясность в тот момент, который был между двумя этими событиями?

– Сарказм?! – изумилась Лавиани. – Уж чего-чего, а его я от тебя уже отчаялась услышать.

Ему вновь пришлось открыть глаз. Солнечный свет копьем воткнулся в мозг, пробежал через все тело, застрял где-то под левой лопаткой так, что ни вдохнуть, ни выдохнуть. Но акробат лишь поморщился, словно ему наступили на ногу.

– Ну… – смягчилась сойка. – Малость, о которой ты спрашиваешь, не подвластна моему разуму. Пойми меня правильно, я бы смотрела и смотрела, как их плот разлетается по бревнышку, а люди кувыркаются в воздухе и падают в воду. Но что ты сделал, я не знаю.

– Магия пустого проснулась, – сказала Шерон. – Кажется, ранение тебя порядком разозлило.

– Нет. Я не злился. Просто рана открыла дорогу… чему-то. А потом я плохо помню.

– Еще бы ты помнил. Дрянь, которую ты швырнул, предназначалась моей голове. Благодарю тебя, что в последний момент передумал и внес некоторый хаос в ряды нашего противника.

– Перестань, – попросила Шерон. – Сейчас не до шуток.

– Самое то для веселья, девочка. Мы выбрались, и теперь есть какое-то время на передышку. Как ты себя чувствуешь, циркач?

– Нормально. Наверное.

– То есть больше никакого темного волшебства в ближайшие минуты? Мне прямо полегчало.

– Где Мильвио?

– Прячет лодку. И он вернется. А вот мне надо уходить.

– Что?! – Шерон не поверила своим ушам.

– Что слышала! – огрызнулась сойка. – Готова отдать левую руку Тэо, что оба ублюдка выжили. Я говорю о моих «добрых друзьях». Они знают, что я рядом, и конечно же будут меня искать. Не хочу, чтобы при этом еще и вы пострадали. Попробую увести их на восток.

– Тебе ни о чем не говорит грохот? – Указывающая не собиралась сдаваться. – Это Белые пороги. Насколько я помню, они тянутся на шесть лиг вниз по течению, через каньон с отвесными стенами. Если сойки живы, если их не размазало о камни, то они все еще плывут или пытаются выбраться на берег. Пройдет несколько дней, прежде чем наши враги смогут вернуться на это место. Мы тем временем уйдем далеко. Нас не найдут.

– Они – найдут.

– Я знаю, как ты можешь путать и скрывать следы. Убегала от них раньше, убежишь и сейчас. Но бросить нас я тебе не позволю.

Сойка раздраженно фыркнула, хотя и призадумалась.

– Ладно, – сказала она наконец. – Раз вы готовы рисковать своими шеями из-за меня – пожалуйста. Но если они нас найдут, то первой убьют не меня, а его. Это только я могу сохранять спокойствие в присутствии человека с меткой той стороны. Они бросятся на него, как голодные волки на кусок мяса.

– Как тебя нашли?

Лавиани мрачно поджала губы:

– Не знаю, девочка. Вообще не понимаю, что они делают так далеко от Пубира.

– Ну раз уж мы согласны «рисковать своими шеями», не могла бы ты наконец рассказать, чего они так на тебя взъелись? – не открывая глаз, поинтересовался Тэо.

– Мы не сошлись во мнении о семейных ценностях.

– Снова у тебя отговорки!

– Да что тут рассказывать, мальчик?! У меня был сын. У него, в отличие от матери, семь татуировок таланта. Очень редкий дар. Он второй по способностям среди соек, после Шрева, за последние двести с лишним лет. Его начали учить, но парня больше интересовал холст, кисть и свет, падающий на женское лицо, чем служение Ночному Клану. Весь в отца… – Последнее она произнесла с какой-то печалью. – Он многое хотел изменить у соек, а потом… потом умер. Глупо в общем-то, как мне тогда казалось. Был на Дельфине, когда в Филгаме какой-то пьяный капитан стражи, ничего не говоря, из арбалета в упор выстрелил ему в сердце.