С господином Генрихом будет семья Сельковых, а семья Арди придаётся почтенной Тамиле.

— Алина, а ты уверена, что Лапа сможет нас защитить? — недоверчиво спросил я.

— Уверена, что нет, Кеннер, — насмешливо улыбнулась она. — Поэтому в вашей команде роли будут распределены немного иначе: ресурсы будет собирать Лапа, а защищать её будете вы.

Мы с Ленкой переглянулись, потом посмотрели на Лапу, которая равнодушно пожала плечами. Мы тоже промолчали — протестовать было глупо, да и, вообще говоря, такое распределение было достаточно разумным. Мы с Ленкой вдвоём вряд ли уступали кому-то из преподавателей, да и Тамила была вовсе не беспомощной, так что наша команда оказалась, пожалуй, далеко не самой слабой.

— Ещё вопросы есть? — Алина обвела всех глазами. — Нет? Вот и замечательно. В лагере сегодня остаётся команда госпожи Эммы, а остальные собираются и выдвигаются. Чем быстрее мы соберём всё, что нужно, тем быстрее полетим домой.

Мы подошли к Тамиле, которая лениво взирала на окружающую суету.

— Что нам с собой брать, Лапа? — спросил я. — И ещё: мы никаких брошюр не получали.

— И не надо никаких брошюр, — махнула она рукой. — Я сама знаю, что нужно добывать. А с собой возьмите только сухой паёк и воду — возвращаться сюда на обед не будем.

— Ясно, — кивнул я. — Ну мы тогда побежали собираться. А то есть у меня подозрение, что команде, которая выйдет из лагеря последней, преподы придумают что-нибудь особо мерзкое.

— Знаешь жизнь, да? — засмеялась Лапа.

— Кеннер просто прикидывает, что сам бы сделал на их месте, — пояснила Ленка с улыбкой. — Обычно не ошибается.

* * *

— Тебе, похоже, брошюра действительно не нужна, Лапа, — заметил я, когда она очередной раз наклонилась за какой-то невзрачной травкой.

— В вашей брошюре много чего нет, — рассеянно ответила она, бережно расправляя листочки на сорванном стебельке. — Я столько всякой травы собрала, когда в поволье ходила, что мне никакие бумажки не нужны. Хотя мы и тогда многого не знали. И знаешь что — зови меня Тамилой, в этих местах меня лучше так звать.

— В этих местах? — непонимающе переспросил я. — Помнится, я тебя и в Новгороде Тамилой звал.

— Я тогда тебя плохо знала, потому и была для тебя Тамилой. Вот и здесь мне лучше Тамилой быть, а не Лапой.

— Я этого вообще не понимаю, — признался я. — Какая разница?

— Да вы все этого не понимаете, а я вот не понимаю, как можно этого не понимать, — в сердцах сказала она. — Имя — это очень важно. Имя — это обязывает. Это ключ к тебе, неужели ты сам этого не чувствуешь? Если твои враги знают тебя под тем же именем, под которым тебя знает мать, то это твоё уязвимое место. Задумайся об этом.

— Подумаю, — согласился я.

Возможно, что в этом действительно что-то есть, и мы инстинктивно это чувствуем. Вспомнить хотя бы интернет — не так уж много людей использует там своё настоящее имя. Настоящее имя создаёт ощущение открытости и незащищённости; мы подсознательно воспринимаем псевдонимы как некую линию защиты.

— Вполне верю, что ты права, Тамила, — сказал я, обдумав вопрос, — но понимаешь, в чём дело — у нас сложное общество, гораздо сложнее того, из которого ты родом. Если я буду использовать разные имена, я запутаю многих людей, и ничего хорошего из этого не получится. Обычай менять имена исчез не просто так — общество его переросло.

Она равнодушно пожала плечами и снова наклонилось за ещё одним цветком, бережно сдув с него какую-то букашку.

— А вот скажи, Тамила — почему, если я присмотрюсь, то вижу вокруг тебя какой-то ореол или сияние?

— А ещё у кого ты это видишь? — заинтересовалась она, позабыв о цветке, который всё ещё держала в руке.

— Ещё у Лены и Алины, но гораздо слабее.

— Всё-таки вам, одарённым, очень многое даётся гораздо проще, — завистливо вздохнула она. — Я думаю, ты живицу видишь. Не знаю только, почему у Лены с Алиной тоже видишь — где-то они всё-таки её подцепили.

— Да понятно где, — хмуро сказал я. — В провале, куда эти подружки, Гана с Линой, нас с Леной затащили. Вопрос только в том, почему я вдруг стал это видеть?

— Ты же с тенелова всю живицу выдавил, — удивлённо взглянула на меня Лапа. — И что тебе непонятно? Количество перешло в качество — у тебя сейчас живицы, как у Старшего, наверное.

— Я ничего из него не выдавливал, — возразил я.

— Тогда откуда у тебя живица, если не от него? И если бы ты у него живицу не забрал, то и убить его вряд ли бы смог. Это же зверь не совсем материальный. Разве только на части его разрубить, да и то не уверена. Пока у него энергия есть, он будет восстанавливаться. Чтобы его окончательно убить, надо его дух развеять, а чтобы это сделать, у него надо всю энергию забрать.

— И что теперь? — мрачно спросил я.

— Не знаю, Кеннер, честно не знаю, — покачала головой Лапа. — Если ты никак живицу не используешь и никак от неё не зависишь, то ничего, наверное.

— А ты зависишь?

— Я думаю, да, — кивнула она. — Понимаешь, я ведь совсем не та Лапа, которая когда-то сюда в поволье ходила, у меня сейчас даже внешность немного другая. Невозможно перейти в другой мир, как будто ты просто в другой дом входишь. Ты переходишь в духовной форме, а в момент перехода твой дух создаёт себе материальное воплощение. Создаёт из живицы, и непонятно, насколько точно. Скорее всего, у меня организм работает не вполне как у человека, и часть функций просто имитируется живицей. Я ведь, по-моему, сейчас даже заболеть не могу.

— Надо бы тебя нашей маме показать, Мила, — подала голос Ленка. — Она наверняка сможет определить, как и от чего ты зависишь, а может быть, и исправить сможет.

— Может, и покажусь, — вздохнула Лапа. — Была бы я одарённой, было бы проще. С моим запасом живицы точно стала бы Старшей.

— Слушай, а кто такие эти Старшие, которых ты постоянно поминаешь? — я вспомнил, что давно хотел задать этот