Веник, стремительно возвращавший себе звериную сущность, продолжал рвать плоть. Это казалось даже нестрашным, почти привычным. Разве камню, что навис надомной может быть больно? Даже когда кто-то стесывает с него слой за слоем.

Маховик перенес вес с одной руки на другую, становясь надо мной на четвереньки, глаза - огни мигнули, поросшая мехом грудь замерла, лицо с вывернутыми ноздрями и темной дырой рта исказилось.

Веник урча слизывал с рук кровь.

Нелюдь тряхнул головой. Он был слишком близко, но я все равно чувствовала его еле-еле. Может, маховик выпадал из зоны "уверенного" приема, а может, это место не давало мне заглянуть внутрь своего коренного жителя, да много чего могло быть. Но его эмоции были слишком простыми, и я смогла уловить ту часть, что была на поверхности. Раздражение, которое словно зуд расползалось по телу, и заставляло его вздрагивать. Оно требовало действий, требовало махать руками. Он не хотел видеть чужаков, они ползали словно кусачие блохи, они задевали струны, дергали нити, заставляя его кричать. А он не хотел... устал... Нелюдь давно привык к боли, сжился с ней. Она была для него так же естественна, как дышать. Но он устал, и эта усталость росла, ложилась на плечи тяжелой меховой шкурой. Скоро он опуститься и не сможет встать. Даже не захочет. Обидно.

В его глазах светилось чистое огорчение, почти детское. Так же я смотрела на Маринку, когда она жадничала и не давала велосипед покататься. Щелчок по носу, так он воспринимал свое падение. И меня, бесполезно ерзающую в пыли. Чувства, пришедшие из другого мира, им не место здесь, не место на морде страшного нелюдя.

Спину царапали кости, я пыталась отползти от маховика, от его звериного терпкого запаха, от ощущений, от грязи.

Веник запустил руку в спутавшиеся колтунами волосы твари и дернул, заставляя запрокинуть голову. И я поняла, что сейчас нелюдь отмахнется от гробокопателя. Ударит, грохнется на меня, и наверняка раздавит. Я даже успела представить, насколько это будет больно. Любой бы отмахнулся, хотя бы постарался.

Рычание падальщика сменило тональность, а маховик все еще стоял на четвереньках, желтоватые когти, метнулись к горлу.

Почему он не защищается? Почему даже не пытается? Почему обида на меня только усиливается?

Один поворот и при такой массе он будет спасен. Одно движение и мои ребра хрустнут, если он отмахнется и повалится вперед... Или в этом все дело? В осторожном прикосновении к волосам? В том, как нам было больно, когда я задела вещь Ушедших?

- Веник! - протестующе закричала я.

Он услышал и понял. Он мог остановиться. Мог но не захотел. Противник пал и должен быть убит.

- Веник, он...

Маховик открыл рот и завыл. На одной ноте, жалобно и тоскливо. Когти падальщика почти ласково прошлись по чужому горлу, оставляя за собой две линии. Крик прервался перечеркнутый одним движением. Но его услышали и ответили короткими отрывистыми, похожими на лай криками. Другие... Кто? Наверное, маховики... отозвались на его зов.

Хлынула кровь, в свете алой луны она казалась черной. Она имела тот же звериный запах. Ее было очень много. Она текла из раскрывшихся порезов, словно у маховика внезапно появилось еще два рта с рваными краями - губами. Кровь заливала мне руки, грудь, шею, толчками выплескивалась на лицо и сколько бы я не пыталась, отвернуться, все равно попробовала ее вкус, закашлялась, на языке осела шерсти и соль. Каждый вдох теперь был окрашен в красный цвет.

Глаза нелюдя утратили блеск, кровь текла, рот открывался и закрывался, а он все стоял, все не падал...

Веник схватил меня за плечо и я, оторвав перемазанные кровью ладони от груди маховика, вцепилась в падальщика.

- Давай, - рявкнул он, помогая выбраться, - Быстрее, - он поставил меня на ноги, - Опять на тот свет намылилась? Так только скажи...

Он потащил меня вдоль рухнувшей башни. Всего десяток шагов по битой черепице и белеющим в ночи костям. По вещам Ушедших... У сухого ствола я заметила кованный ободок, похожий на браслет присыпанный пылью. А в следующий миг едва не споткнулась о... наверное, это все-таки это была тряпичная кукла. Я увидела размытое грязное лицо, неумелой рукой намалеванное на куске ткани, нос, растянутый в улыбке рот, глаза - бусины, одна из которых сколота с краю. Только бы не коснуться, не задеть. Этот как детская игра "не наступи", пока ты не думаешь об этом, все хорошо. Но как только дашь себе зарок дойти вон до того дерева, не наступив ни на одну трещину в старом асфальте, они словно нарочно лезут под ноги, и ты спотыкаешься и спотыкаешься. Браслет, кукла, угол то ли коробки, то ли ящика, блеск осколков...

Я обернулась. Маховик продолжат стоять, продолжал умирать. Где-то впереди снова залаяли и завыли, на этот раз ближе. Широкая голова, стала медленно опускаться на старые кости. Очень медленно, словно он сопротивлялся самой смерти, до последнего не сводя с меня обиженного взгляда.

Посыпались камни, падальщик зарычал я отвернулась. Впереди показалась усыпанная листьями чаша фонтана, похожая на вкопанную в землю сферу. Снова раздался вой на этот раз с другой стороны. Я перелезла через бортик, Веник его просто перепрыгнул, пригнулся и съехал на дно, вороша прелые листья. Я скатилась следом, но не так ловко и элегантно. Он жестом приказал мне пригнуться.

Вой затих, снова послышались шуршащие шаги, пока еще в отдалении.

Щааарк - щщааааарк.

- У тебя глаза светятся, - одними губами прошептал гробокопатель, - Как у этих.

Я потерла перемазанное кровью лицо ладонями, зажмурилась, а потом открыла глаза. Кривая физиономия Веника не претерпела никаких изменений. Чтобы там не светилось, я этого не ощущала, да и окружающему миру было похоже плевать на цвет глаз.

Щарк-щарк-щарк, звук приблизился, и тут же повторился с другой стороны. Щаарк. Маховиков было уже двое.

- Не думаю, что они причинят мне вред, - ответила я, вспомнив бережное прикосновение к волосам, и то, как нелюдь до последнего стоял, как просто не позволил себе упасть на меня, и его детскую обиду. Как он остановился, когда я закричала, как Веник рвал ему спину, а он терпел... или, возможно ли такое, даже закрывал меня собой. - Скорее уж наоборот.

Шаги замолкли.

- Хочешь выйти поболтать с друзьями? - Веник сел на дно чаши. - А если у них просто с девками туго? Увидели глаза с подсветкой и приняли за свою, - его губы изогнулись обнажая клыки. - Тебе так понравилось под ним ерзать?

Ответить я не успела, его хищное узкое лицо вдруг подернулось расплывчатой рябью. Фонтан стремительно наполнялся водой. Оживали, падая в чашу прозрачные струи, наполненные красноватой тьмой ночи. Дивный опять повернулся ко мне живой стороной. Со дна исчезли прелые листья. Заблестели округлые камни. Я попыталась сделать вдох и поняла, что тону. Дернулась, пытаясь встать, падальщик ударил ногой в щиколотку. Сделай меня Дивный человеком до конца, кости бы точно хрупнули, а так я всего лишь упала. Веник навалился сверху, не давая подняться, не давая вырваться из водного плена и сделать вдох.