Храброе племя ацтеков — эти люди. Для них бой в радость, жизнь в радость, смерть в радость, если сыт их бог…»

Куаутемок перевел дух. Схлынул священный восторг, который он испытывал при чтении этих строк, разомкнулись пальцы, готовые сжать рукоятку макуагатля, расслабились члены. Ветерок проветрил напитанную жаждой подвига голову. Он воззвал к Тонатиу — и ничего не изменилось вокруг. По-прежнему благостно посвечивала луна, радостно, не мигая, горели звезды. Тихо было вокруг, вечно… И в сердце ничего не стронулось — все те же нагоняющие тоску вопросы вновь овладели мыслями. Если завтра одетые в железо чужеземцы разрушат Теночтитлан, изведут под корень племя ацтеков, неужели солнце никогда больше не встанет над землей? Нежели никогда больше людям не увидеть рассветов, когда небесное светило начинает брызгать первыми лучами и эти огненные змеи разбегаются по поверхности озера Тескоко? Погулять на закате, любуясь игрой света на вершинах гор? Неужели небо упадет на землю и верхние воды затопят и окружающие Теночтитлан хребты? И могучий Попокатепетль, и снеговую шапку Иштаксиуатль? Он замер, напрягся, и все равно что-то не верило сердце в мировую беду. Солнце по-прежнему будет вставать на востоке, будут повторяться такие же тихие, волшебные ночи. Только им, ацтекам, этого уже не доведется увидеть. Вот и ответ созрел — он ощутил, как острое, точное предвидение рассеяло завесу неизвестности. Не миру грозит гибель, а народу теночков! Им самим пришло время решать — быть ацтекам на этой земле или нет! Все кары — и разом! — обрушились на Теночтитлан. К военным несчастьям, к неожиданно скорому отпадению ранее послушных, заискивающих вассалов добавились страшные болезни, которые занесли в Мехико белые люди. Его дядя Куитлауак в несколько дней сгорел от жара. Лицо его вдруг покрылось зловещими язвами. Белые называют эту болезнь «оспа». Наслали они и «корь» и «горячку».[51]Сколько людей перемерло от этого «жара», трудно сосчитать.

Если ацтекам грозит гибель, то зачем же самим затягивать на своем горле петлю? Зачем воевать, как сражались их предки? Зачем сознательно идти на смерть, чтобы захватить как можно больше пленных, особенно «teules», чьи сердца, по утверждению жрецов, самая вкусная пища для богов. Скольких храбрых воинов потеряли ацтеки только ради того, чтобы связать какого-нибудь зазевавшегося пополокас. Вместо того, чтобы целить в наиболее уязвимые места, стрелки стараются только подранить белого. Еще Куитлауак пытался убедить воинов, что война ведется не с «богами» а с людьми, чуждыми нам, разрушающими дедовские алтари, силой навязывающими свою власть. Звезды и луна, враги молодого воина, вовсе не являются их покровителями. Они ставят кресты и поклоняются изображению страдающего раба, распятого за «правду». Кровь его сочится в бесплодный песок. Кто ею питается? Мать-земля? Вряд ли… Белые молятся красивой и ладной женщине, матери этого распятого пленника. Они оба снисходительно усмехаются, когда слышат древние легенды ацтеков, видят моления этого народа. И гневно сдвигают брови, насылают пополокас с громовыми зверями, когда видят человеческие жертвоприношения! А Уицилопочтли, Тлалок и вся его родня, боги земли и неба терпят! Молодой воин покорно сносит всяческие поношения, разрушение своих храмов, крещение верующих в него! А мы, выходит, должны класть за этих богов свои жизни и без конца насыщать их человеческой кровью? Белые утверждают, что человеческая жизнь имеет ценность сама по себе, люди свободны, и суд Божий обязателен только после смерти. Там спросят с каждого по мере его грехов и добродетелей. Белые прав в том, что человеческая жизнь не только исполнение предписанных предками обязанностей, но прежде всего ступень, попытка взойти на небо, поэтому ради своих же богов следует не гибнуть, а побеждать!

Он, Куаутемок обожает свою молодую жену, любит мать, с гордостью вспоминает рано погибшего отца. Неужели их жизни ничего не стоят и не значат в этом вставшем на дыбы мире? Не может того быть!..

Он так и заявил встающему над Мехико солнцу — не может быть!

* * *

Ранним утром он собрал большой совет племени и провозгласил, что согласно поступающим сведениям отряды ацтеков, расквартированные в подвластных Теночтитлану местностях ведут себя как отъявленные бандиты. Самовольно накладывают контрибуции, воины не стесняются грабить мирных жителей, чему потворствуют многие командиры. В то же время в войске Малинцина введено самые строгие наказания за обиды, чинимые мирным жителям. Как стало известно Куаутемоку, наши собственные войска довели население областей лежащих к югу от Чолулы до того, что местные вожди направили посольство в Тласкалу к Малинцину с просьбой защитить их от посягательств ацтеков. В своем послании касики просили чужеземцев «прибыть к ним со своими конями, чтобы установить такой же порядок, как в Чолуле и Топеяке». О нежелании вассалов сражаться на стороне тройственного союза свидетельствуют и события на севере озера, в городе Топеяке, куда Малинцин, пользуясь нашими неурядицами, направился с большим войском и покорил это поселение. Что там покорил — они сами сдались на милость победителя.

В этот момент в зале совета раздались гневные выкрики:

— Наказать предателей! Предать Топеяк огню, а жителей принести в жертву Уицилопочтли!

Куаутемок побелел от ярости, крепко сжал пальцами рукоятки кресла.

— Чего мы этим объемся? — тихо, угрожающе спросил он. — Чего вы хотите — победить или умереть? Наказав Топеяк, мы сами отдадим своих союзников в руки Малинцина. Вместо того, чтобы давать разумные, взвешенные советы, вы, собравшиеся здесь, своими руками затягиваете петлю на шее нашего народа. С этой минуты никто не смеет вмешиваться в мои распоряжения, касающиеся военных вопросов. Я знаю закон — вопросы войны и мира находятся в ведении совета и решаются большинством, но руководство боевыми действиями всегда было в руках тлакатекутли. Я обращаюсь к большинству и заявляю — я хочу большего! Согласны ли вы предоставить все необходимые полномочия, чтобы организовать оборону захватчикам. Другими словами, я требую от совета всей полноты власти в любом вопросе. Выносите решение!

— Позволь уверить тебя, о, тлакатекутли, — начал один из тлатоани, что все мы, здесь собравшиеся, едины с тобой в том, что необходимо дать решительный отпор пополокас. Причем, в этой войне не может быть полюбовного решения. Мы должны уничтожить их всех. До единого! Чтобы другим неповадно было. Чтобы получить передышку и навести порядок в Мехико, образумить тех, кто поколебался и наказать тех, кто отложился от нас. Мы вынуждены запугивать противника! С Малинцином нельзя договориться — он уже доказал, что его желания безмерны. Ему нужны мы все, с нашими женами, детьми, собственностью, с нашими традициями, образом жизни, с нашими богами, причудами, достоинствами и недостатками. К своему прискорбию должен признать, что ему хватает ума, выдержки и настойчивости, чтобы осуществить задуманное. Он разумно жесток и сообразуясь со своими законами, справедлив. И все же, по моему мнению, он пользуется моментом. Он ещё слаб, мы сильнее, поэтому мы должны задавить его и всякого другого, кто смеет только подумать о том, чтобы предать нас. Задавить с такой же жесткостью, с таким же усердием и с той же степенью законности, какую установили наши предки. Мы готовы сражаться до последнего, готов ли к этому Малинцин? Вот коренной вопрос, от которого зависит судьба войны. Я считаю, что Малинцин не готов пойти до конца — он слишком любит золото. И его люди тоже любят золото. Надо найти в рядах его войска тех, кто ради золота готов забыть о присяге и воинской доблести.