подорвать мое благосостояние, как нравственное, так и материальное. Поэтому навагой напали на мой рудник, перебили рудокопов, уничтожили и пожгли все мои сооружения. С теми рудокопами, которые остались в живых, я преследовал индейцев, но мы не могли их нагнать и вернулись ни с чем в разоренные жилища, где нас ожидали плач и стоны. О, сударь! Вы испытали горе, потеряв ваших родителей, но его и сравнить нельзя с горем родителей, теряющих своего ребенка.

Сэгин схватился руками за голову и некоторое время молчал.

— Мой рассказ скоро будет кончен, — заговорил он наконец, — кончен, но только до теперешней минуты, так как будущего никто не знает. Целые годы блуждал я вокруг индейских поселений, отыскивая свое дитя. Я командовал отрядом таких же, как я, несчастных людей: одни потеряли своих жен, другие — детей при подобных же обстоятельствах. Но скоро наши средства, а может быть и их храбрость, истощились; они все понемногу покинули меня. Губернатор Санта-Фе, разумеется, не оказывал нам никакой поддержки. Уже тогда подозревали Армиго (теперь это доказано), что он в тайном союзе с предводителями навагоев.

Он обещал не преследовать их, они взамен дали обещание грабить только его врагов. Когда я распутал нить этой вероломной интриги, то понял, кто причина всех моих несчастий. С тех пор два раза жизнь этого гнусного человека была в моих руках, но я не захотел марать рук. Он совершил кучу преступлений против многих, судить его будет всемогущий Судия, я же ни на шаг не отклонился от прямой своей цели.

Итак, мой отряд рассыпался, боясь новых преследований со стороны Армиго. Я покинул округ Санта-Фе, миновал Долину смерти и поселился в Эль-Пазо. Некоторое время я жил в бездействии, но скоро стряхнул с себя апатию. Частые нападения индейцев племени апахов в округах Сонора и Чигуагуа заставили правительство позаботиться о лучшей охране: укрепления были приведены в порядок и получили лучшие гарнизоны, были устроены отряды волонтеров, и плата им была назначена по числу скальпов убитых индейцев. Мне предложили начальствовать над этими отрядами. Я хотел отыскать свою дочь, а потому согласился. Таким образом я сделался «охотником за черепами». Это ужасная должность. Если бы я руководствовался только чувством мести, я был бы давно удовлетворен: мы совершили столько кровавых расправ, что вполне наказали индейцев за тот набег. Но я хочу, я должен отыскать мою Адель. Я знаю наверное, что она находится в плену у навагоев. До сих пор скудость средств останавливала меня. Несмотря на все усилия, я не мог набрать достаточно людей, чтобы проникнуть в пустыню, лежащую на север от Гилье, где расположены их деревни.

— А теперь вы надеетесь?

— Чуточку потерпите, Галлер, я сейчас кончу. До сих пор внутренние дела отвлекали внимание правительства от заботы о наших нуждах. С недавнего времени наши услуги стали выше ценить. Никогда еще мои люди не были так хорошо вооружены. На днях человек, бежавший из лагеря навагоев, сообщил мне, что воины обоих племен собираются на юг. Они, кажется, хотят добраться до ворот Дюранго. Я же намерен воспользоваться их отсутствием, чтобы проникнуть в лагерь и отыскать мою дочь.

— А вы уверены, что она жива? — спросил Генрих нерешительно.

— Благодарю Бога, я в этом вполне уверен. Пленник, о котором я только что говорил, часто видел ее. Она считается среди дикарей чем-то вроде королевы, имеет особые права и власть. Да она жива, и если мне удастся ее вернуть, это будет моим последним набегом. Я уеду отсюда и поселюсь где-нибудь далеко с дорогой семьей.

Генрих с волнением слушал рассказ Сэгина. Неприятное чувство и нерасположение к «охотнику за черепами», которое он так открыто заявил раз, уступило теперь место состраданию и даже восхищению. Как много он страдал, этот несчастный отец! Исповедь Сэгина позволяла Генриху узнать отца любимой девушки, для него это была большая радость. Он взял его за руки и с влажными от слез глазами воскликнул:

— Простите ли вы мне, что я так жестоко в вас ошибался?

Сэгин улыбнулся.

— Теперь вы узнали короче отца Зои. Расположены ли вы по-прежнему просить ее руки?

— Больше чем когда-либо, если вы только меня считаете достойным этой чести.

— Я уже сказал, что поставлю вам некоторые условия: я не просто отдам вам Зою, вы должны ее завоевать.

— Каким образом? — горячо спросил Генрих. — Я готов на всякие условия, на всякие жертвы.

— Вы должны мне помочь отыскать ее сестру. Вы должны идти со мною в пустыню.

— Когда угодно… но в таком случае, могу ли я считать Зою своей невестой?

— Я представлю ей вас как жениха. Сегодня вечером мы сделаем обручение, а завтра чуть свет надо выступать.

— Значит, мне нужно пойти пересмотреть оружие и взглянуть на лошадь, — сказал Генрих, которому поскорее хотелось поделиться своею радостью с госпожой Сэгин и Зоей.

— Не беспокойтесь, все в порядке; к тому же в эту ночь вернулся ваш слуга Годэ. Он поедет с вами. Теперь я пойду к жене и к дочери. Вы придете в гостиную через полчаса.

Генрих находился в тревожном ожидании, а потому встретил своего верного слугу далеко не так горячо, как можно было ожидать. Разумеется, он крепко пожал руку канадцу, рад был видеть его целым и невредимым после стольких испытаний, но рассеянно слушал рассказ о его избавлении в Долине смерти, о данном ему поручении на места остановок каравана.

— Не тем ваша голова занята, капитан, не так ли? — заметил наконец Годэ. — Вас не очень-то интересуют мои похождения. Бродя по дому, я заметил некое розовое платьице… За вами хорошо ухаживали; вы не захотите и уходить отсюда, тогда прощай все наши приключения!

— Вы ошибаетесь, Годэ, я еду завтра же в поход. Надеюсь, что и вы со мною…

— Идет, — сказал канадец, потирая руки. — Но куда же мы направимся?

Генрих ничего не ответил, так как увидел в открытую дверь Сэгина, делавшего ему знак рукой, Он бросился в гостиную так стремительно, что опрокинул стол с растениями, за которым сидел доктор.

Добряк-доктор