Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мысль, что когда-то этот край был занят солдатами Фердинанда Кортеца, потом отнят у них прежними владельцами и вновь подвергнут опустошению, рисовала в воображении молодого человека одну картину за другой. Сэгин был сегодня как-то особенно общителен: он охотно отвечал на все вопросы и обнаруживал при этом большие познания.
— Вы правы, что от тех времен не сохранилось почти никаких достоверных свидетельств. Люди, которые могли бы тогда начертить географическую карту для потомства, были слишком заняты добыванием золота. Жалкие потомки этих выходцев до сих пор только и думают о том, как бы обокрасть друг друга, и этим губят себя. Они не знают и не хотят знать края за пределами своего поселения. Они знают только о существовании врага, который грозит им отовсюду и которого они боятся, как дети буку. — Сэгин вздохнул.
— Мы находимся теперь в центре материка, в американской Сахаре. Новая Мексика среди этой пустыни — как оазис. От нее приходится в ином месте ехать тысячи миль, пока доберешься вновь до плодородной местности. Своим плодородием Новая Мексика обязана реке Дель-Норте. Это единственное место, где живут белые, от правого берега Миссисипи до берегов Тихого океана, то есть до Калифорнии. Ведь чтобы доехать до Санта-Фе, вам пришлось ехать пустыней?
— Да, по мере того как мы удалялись от Миссисипи, местность становилась все бесплоднее. На последних трехстах милях мы с трудом находили достаточное количество травы и воды.
— Так и по всему протяжению вдоль Скалистых гор вы не встретите ни одного деревца. На востоке можно даже проследить вулканическое образование почвы. Хотя вулканы потухли давным-давно, повсюду видны следы шлака и лавы; ни климат, ни растительность не повлияли на них. Впрочем, климатические условия здесь вообще не играют роли.
— Как это? Я не понимаю, — заметил Генрих.
— Я то хочу сказать, — сказал Сэгин, — что атмосферные изменения здесь редки, дожди и бури почти не касаются этих стран. Есть места, где в продолжение многих лет ни разу не пала даже роса.
— Как же вы объясняете себе это явление?
— У меня своя теория, которая, пожалуй, не удовлетворила бы ученых. Вот сущность ее. Дождь идет только тогда, когда воздух насыщен парами; пары получаются только при существовании вод на земле; вода же здесь встречается редко. Оно и понятно: место очень возвышенное (мы находимся на высоте 9000 футов над уровнем моря) — отсюда скудость источников, которые по законам гидростатики должны бы были пополняться водою из каких-нибудь верхних слоев, а таковых не существует здесь. Предположите, что местность эта когда-то была сплошь покрыта водою, представляла из себя море, со всех сторон окруженное горами. Воде некуда было бы излиться, и тем не менее она с течением времени перешла бы в океан, оставив сухое дно.
— Но как же бы это случилось? Путем испарения? Сколько бы времени потребовалось на это?
— Напротив, от недостатка испарения.
— В таком случае я ничего не понимаю.
— Сейчас объясню. Это место очень возвышенное, а потому воздух холодный и испарение незначительное. В океане оно сильнее, и вот, вследствие обмена в верхних слоях воздуха, пары из океана попадают во внутренние моря и переполняют их водою.
— Кажется, я начинаю понимать, в чем дело.
— Слушайте далее, — продолжал Сэгин. — Вода после этого начинает искать себе выход из моря; первая брешь положит начало излиянию. Вода мало-помалу выроет себе широкое русло и выльется вся. Конечно, на это потребуются многие века. Дно бывшего моря совершенно высохнет, и геологи будут недоумевать по поводу такой впадины.
— Вы, значит, утверждаете, что долины между Андами и Скалистыми горами — места высохших внутренних морей?
— Я в этом убежден.
— Ив самом деле, до сих пор ведь существует такое море, — сказал Генрих.
— Большое Соленое озеро? Да, конечно. Вернее, целая система озер, ручьев и речек, соленых и пресных. Эту водную систему со всех сторон плотно окружают горы и холмы, так что воды ее не имеют никакого сообщения с океаном.
— Но почему же оно не исчезает?
— Прежде всего потому, что это озеро расположено не особенно высоко. Обмен паров между ним и океаном существует равномерный, следовательно, оно не переполняется и не изливается. Моря Каспийское, Аральское и Мертвое представляют то же явление и не противоречат моей теории. Берега Соленого озера плодородны благодаря обилию дождей, но дожди эти обязаны своим происхождением испарению собственных его вод.
— Как! Неужели вы хотите сказать, что испарения из океана не доходят до внутренних частей материка?
— Я не утверждаю этого вполне, так как иначе в пустынях никогда бы не шел дождь. Иногда в сильную бурю облака могут быть занесены с океана далеко в глубь страны; но большею частью они только краем касаются отдаленных внутренних частей материка. Масса паров, поднимающаяся над Тихим океаном и направляющаяся на запад, изливается тут же на берегу; пары же, которые находятся в высших слоях атмосферы, минуют береговые хребты гор и проникают дальше, но тут задерживаются хребтом Сиерра-Невада. Они сгущаются и возвращаются к океану по течению рек Сакраменто и Сан-Хоакино, частью и Колорадо. Наконец последние остатки паров скудно орошают самые возвышенные склоны гор. Вот вам объяснение происхождения рек и речек, а также оазисов, которые скрашивают ужасную пустыню. Пары из Атлантического океана подвергаются той же участи, проходя через Аллеганские горы. Сгустившись, они падают дождем в долины Огио и Миссисипи. С какой стороны ни посмотришь, плодородие на нашем материке уменьшается с приближением к центру. Это объясняется, конечно, недостатком воды. Во многих местах, где еле пробивается трава, сама почва богата удобрениями. Не так ли, доктор?
— Совершенно справедливо, — сказал доктор Рихтер, — этой благодатной почве только и недостает небесной влаги. Как только является малейшее орошение, растительность делается роскошнейшей. Господин Галлер мог заметить это, проезжая по течению Дель-Норте. То же замечается в бывших испанских поселениях по течению Гилы.