Нэнс видела, что, несмотря на внешнюю безмятежность, лицо мистера Уолша блестело от пота, и рубашка под сюртуком, по всей видимости, тоже промокла. Он внимательно вглядывался в строгие лица присяжных.

— Этот случай, джентльмены, при всей его исключительности и отталкивающем его характере нельзя причислить к умышленным убийствам. Главный свидетель Короны, Мэри Клиффорд, присутствовавшая на месте преступления в то время, когда оно было совершено, и своими глазами наблюдавшая все, что делали с Михялом Келлигером не только в тот понедельник в марте на Флеске, но и в месяцы, предшествовавшие его гибели, стоя здесь перед вами, клятвенно заверила суд в том, что, по ее мнению, подсудимые не хотели утопить ребенка. Учитывая ее показания, обвинить Энн Роух и Гонору Лихи в умышленном убийстве было бы несправедливо.

Михял Келлигер, джентльмены, лишился жизни, став жертвой суеверия. Я признаю, что обстоятельства этого дела и то, что совершили с ребенком подсудимые, чудовищно. Признаю, что величайшее заблуждение, в плену которого находились эти женщины, внушает ужас. Степень их невежества вопиюща. Однако сбрасывать со счетов обстоятельства убийства тоже было бы неверно. Обвиняемые действовали в убеждении, что ныне покойный ребенок — существо из иного мира, подменыш, если воспользоваться терминологией свидетеля Короны. Энн Роух выбрала место на реке, где, как она считала, обитают фэйри, и купала там мальчика при участии Гоноры Лихи три утра подряд, уверенная в том, что тот, кого она ошибочно считала подменышем, вернется в результате этого в свое сверхъестественное обиталище.

Нэнс вспомнилось, в каком исступлении Нора бросилась вверх по склону, когда они вытащили из воды безжизненное тело подменыша.

«Побегу смотреть, может, он вернулся!» Седые волосы вдовы рассыпались по плечам, она лезла вверх, хватаясь за выступавшие корни деревьев, за мох. «Я должна посмотреть, там ли он!» Шатаясь, оступаясь, она продиралась сквозь папоротники, ломая ветки, круша все, обуреваемая единственным стремлением.

И вспомнилось, как сама она закапывала ледяное, все в мурашках, тело подменыша возле Дударевой Могилы.

— Обе обвиняемые, джентльмены, не умеют писать. В частности, Энн Роух совершенно неграмотна и оторвана от современной жизни. Слова ее, что «ребенок тот давно умер», свидетельствуют о ее закоснелой убежденности в том, что ребенок, которого она пользовала, на самом деле фэйри. К тому же разрешите напомнить вам, что и Мэри Клиффорд, ставшая свидетельницей преступления, поклялась в том, что купали ребенка не из желания убить, а чтобы изгнать из него фэйри. Учитывая это свидетельство, а также прискорбно низкую степень интеллектуального и нравственного развития обвиняемых, как и их пожилой возраст, предлагаю вам снять с них обвинение.

Нэнс глядела, как защитник возвращается на свое место, и к горлу ее подступал страх. Хотелось ответить, нет во мне невежества. Не след говорить этим, что хотели бы меня повесить, будто я знания лишена!

Барон Пеннефатер кашлянул и, выждав, пока в публике восстановилась полнейшая тишина, обратился к присяжным:

— Джентльмены, разрешите довести до вашего сведения, что обвинение в умышленном убийстве может быть переквалифицировано в убийство по неосторожности в том случае, если оно совершено под влиянием каких-либо сильных чувств, однако довод защиты, заключающийся в том, что Михял Келлигер пал жертвой невежественного суеверия, основанием для переквалификации не является.

— Нас повесят, — прошептала Нора. — Они не верят! Они думают, что это суеверие! — Голос ее дрожал, язык заплетался. Сердце Нэнс заколотилось от ужаса.

Судья сделал секундную паузу, изучая лица ждущих его решения людей.

— Совершенно очевидно, что невежественные действия подсудимых изобличают их принадлежность к слою людей, в котором степень моральной деградации возрастает в каждом поколении. Тем не менее в данном деле, по всей видимости, проявилась не столько их злая воля, сколько умственная неразвитость в сочетании со страстями самого низменного свойства.

Дыхание Нэнс участилось. Что он говорит такое, думала она. Что он говорит обо мне?

— Короче говоря, притом, что данное дело неоднозначно и нуждается в тщательном анализе, я призываю вас учитывать суеверные мотивы действий обвиняемых, прискорбно несостоятельные, но совершенно очевидные. А также прошу вас принять во внимание условия содержания в тюрьме женщин пожилого возраста, сложности в их перевозке и необходимость дополнительного ухода в случае ухудшения здоровья.

Нэнс провожала взглядом присяжных, разом снявшихся с места, как стая серых ворон, и устремившихся из зала для вынесения приговора. Зал отозвался внезапным шумом.

Не понимаю я, думала Нэнс. Не понимаю.

Опустив взгляд, она заметила, что руки ее все еще сжаты в кулаки.

Не прошло и получаса с тех пор, как присяжные покинули зал, а секретарь суда и полицейский уже начали рассаживать и успокаивать толпу. Нэнс чувствовала, как тревожно забилось ее сердце, когда достопочтенный судья барон Пеннефатер, войдя в зал, занял свое место на возвышении и, потирая руки, наблюдал, как опоздавшие протискиваются в зал и прорываются вперед, чтобы лучше видеть обвиняемых.

Рядом с ней привалилась к перегородке Нора. Тело ее, оседая, клонилось вниз, к полу, но, когда Нэнс протянула к ней руку, желая поддержать ее, ухватить за плечо, глаза Норы широко открылись и сверкнули.

— Не прикасайся ко мне! — прошептала она, но тут же лицо ее исказила гримаса страха и она удержала руку Нэнс, когда та уже собралась ее отдернуть. — Я не хочу умирать! — пробормотала Нора. И, подняв руки, попыталась перекреститься. — Не хочу висеть в петле! Не хочу висеть в петле!

Нэнс почувствовала, что вдову опять бьет дрожь.

— Господь всемилостивый, на кресте муки принявший, о Господи, на кресте муки принявший, пожалуйста, пожалуйста, Господи!

Нэнс начала раскачиваться, стоя внутри у нее ширился страх. Она прикусила язык и чувствовала во рту соленый железистый вкус крови.

— Господь, на кресте муки принявший! О!

— Тишина! — Полицейский толкнул Нору, и она, охнув, схватилась за деревянные прутья перегородки, чтобы стоять прямо.

Настроение в зале было как перед бурей. Все присмирело, смущенно затихло. Напряжение возросло, когда в зал впустили присяжных, и те с торжественным видом уселись на свои места.

— Не хочу висеть в петле! — бормотала рядом с Нэнс Нора. — Не хочу висеть в петле.

Тишину зала прорезал голос судьи:

— Приняли ли вы решение?

Седовласый присяжный, встав, аккуратно вытер руки о панталоны.

— Да, ваша честь.

— И что вы скажете?

Нэнс закрыла глаза. Представила себе реку, безмятежный разлив ее вод.

И почувствовала, как неудержимо дрожит возле нее Нора.

— Мы, как и вы, ваша честь, согласно считаем, что подозрения оправданны, однако для обвинения Энн Роух и Гоноры Лихи в умышленном убийстве не видим достаточных оснований. Наше решение — невиновны.