в воздухе скульптуру, огляделся по сторонам: ни единого признака присутствия человека – лишь заиндевевшие камни, снег и облака. И оттого так странно было видеть здесь, в диком безлюдном месте, настолько совершенное произведение искусства! Зачем оно украшало собой эту недоступную вершину, наподобие драгоценного камня в посохе Владыки мира, если на многие мили вокруг нет никого, кто оценил бы работу удивительного скульптора? Какая безумная издёвка судьбы способна занести заблудившегося путника в эти поднебесные льды, чтобы тот, в ожидании неизбежной смерти, смог восхитится идеальным творением неизвестного гения?

Прикрытые веки дрогнули. Глубокий вдох – и синхронно с ним статуя пришла в движение. Плечи развернулись, потянулось тело, и плавно, словно рыбы в толще воды, разошлись в стороны и поплыли руки, огибая невидимые препятствия… И остановились, в завершение долгого выдоха. Вытянувшись в струну, на золотой сфере застыл вполне живой человек. С высоты он внимательно смотрел на двоих, что нарушили его покой.

Всадник вовсе не ожидал такого поворота. Задрав голову, оторопело глядел он на ожившего «монаха». Тот не мигая глядел на Всадника.

– Если тебе нечего сказать, не лучше ли тогда спуститься и продолжить свой путь? – прервал затянувшуюся паузу «монах».

– А-а-э-э… – попытался собраться с мыслями Всадник. – Где я? – наконец выдавил он.

– Здесь, конечно. Где же ещё? – без тени улыбки ответил «монах».

– Но… «здесь» – это где?

– Резонно задать встречный вопрос: раз уж ты «здесь», не значит ли это, что ты шёл именно «сюда»? Если так, то ответ должен быть тебе известен.

– Но… Я… не знаю… – промямлил Всадник, совсем сбитый с толку.

– Покопайся в себе: быть может, ты обнаружишь ответ. Я же, пожалуй, вернусь…

Не закончив фразу, «монах» начал вдох, и руки его поплыли, описывая круги и возвращаясь в изначальное для бывшей статуи положение, а веки стали смыкаться.

– Погоди! – всполошился Всадник: тот, кто возможно способен помочь ему разобраться в происходящем, готов был превратиться обратно в бездыханного и безответного истукана. – Пожалуйста, погоди!

«Монах» выдохнул и снова открыл глаза. Ни капли нетерпения или досады не отразилось на его лице.

– Я… Я иду… Мой путь… Если бы память… – заспешил Всадник, пытаясь на ходу собраться с мыслями, пока таинственная живая статуя снова не погрузилась в свой неживой сон. – Я оказался здесь – но что дальше?! – в отчаянии выкрикнул он.

– Дальше? «Дальше» будет в том случае, если ты решишь продолжить свой путь, – тут «монах» сделал паузу, не сводя со Всадника пристального, ничего не выражающего взгляда. – Но разве тебе не нравится здесь? – и он развёл руками – словно орёл раскинул крылья, воспаряя над миром.

– Ты… предлагаешь мне остаться? – оторопел Всадник.

– Во Вселенной нет ничего, что бы я мог предложить тебе. Каждый сам достигает своих высот. И каждый сам делает выбор. По крайней мере, пока не примет решение отринуть хаос.

– Конечно, здесь невероятно красиво… – вздохнул Всадник. – Но – остаться? Чем это место лучше других?

– Тех, что лежат у подножья? – небрежно кивнул «монах» в сторону пропасти, прикрытой одеялом облаков. – А разве ты не заметил? Вы с таким трудом добирались сюда – ты и твой конь. Вы едва не погибли. Многочисленные раны, обморожения, смертельная усталость… Чуть живые ступили вы на плато – а что чувствуете теперь?

Всадник с удивлением отметил, что боль в изрезанных руках и разбитых коленях исчезла, и необоримая усталость тоже чудесным образом пропала. Он поднял вверх руки, потянулся – ни ломоты в суставах, ни жжения в лёгких! Поднёс ладони к глазам, сжал и разжал пальцы: кровоточащие раны затянулись, оставив свежие розовые рубцы! Всадник посмотрел на своего верного товарища: конь кивнул, подтверждая произошедшие метаморфозы, – он выглядел заметно бодрее, будто и не было изматывающего многочасового перехода, едва не ставшего последним приключением в жизни обоих незадачливых скитальцев.

– Мир соткан из иллюзий, и данные иллюзии таковы, что заставляют человека страдать. Однако подобное положение вещей касается лишь того мира, откуда ты пришёл. Здесь, на запредельной высоте, нет места страстям, боли и страданиям. Всё это остаётся там, внизу. Ты спрашиваешь, куда попал? Это – Предел отринувших хаос чувств земного бытия. Небо Отрешённых.

– Небо… – озадаченно повторил всадник. – Рай, что ли?

– Разве это похоже на рай? – вопросом на вопрос ответил Отрешённый (не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, кем является статуя-«монах»).

– Пожалуй, не похоже… В этих скалах так пустынно и одиноко, будто мы находимся на самом краю мира… Неужели это и вправду предел нашего мира, и он заканчивается прямо здесь?

– Край мира… Что ж, такое определение достаточно близко к истине, если под словом «мир» понимать ту область Мироздания, что принципиально доступна для человеческого восприятия и в какой-то мере – для понимания. Однако само Мироздание здесь вовсе не заканчивается: у него много «краёв» – модусов, способов проявления. Есть, к слову сказать, и более далёкие и труднодостижимые.

– Верится с трудом, – покачал головой Всадник. – Сколько усилий, сколько воли необходимо, чтобы добраться сюда, но – ещё дальше?..

– Бывает и так, что далее всего забрасывает не целеустремлённость, не дисциплина и не сила воли, а отсутствие тормозов и одержимость. Взять, к примеру, сумасшедших или пророков. Эти субъекты с ослабленными или нарушенными связями между сознанием и модусом (связями, делающими человека максимально приспособленным к данному модусу, однако и намертво приковывающими к нему) умудряются забраться так далеко, что… – Отрешённый покачал головой. – Но разум первых слаб и не способен к сосредоточению и контролю, а потому реальность ускользает от них. Странствия безумца похожи скорее на кораблекрушение, чем на путешествие, имеющее перед собой определённую цель. Он и в обычный-то мир свой не может вернуться полностью… Разум же вторых заполнен образами религиозных догматов – как они их себе представляют. Поэтому видения пророков, в которых реальность смешалась и отчасти оказалась замещённой фрагментами символов, чрезмерно фантастичны, описания этих видений сумбурны, и смысл их тёмен…

– Погоди, погоди! Ты сказал: «…забираются далеко»… Куда?

– Да куда угодно. Ты вот, к примеру, забрался сюда.

– На Небо? Так я что же теперь – Отрешённый?

– Нет, – отрезал «монах» – И никогда им не станешь.

– Почему же? Ты говорил, что я могу остаться!

– Я лишь поинтересовался: оказавшись здесь, готов ли ты взойти ещё на одну ступеньку вверх – оставить миру то, что ему принадлежит, освободиться от пут иллюзий, – освободиться, быть может, ради всего нескольких мгновений отрешённости… Видишь ли, необходимо приложить немало усилий, чтобы Небо Отрешённых приняло человека, но ты… как бы сказать… ты здесь всё равно что в долг, и время