Этих двух должностей было достаточно, чтобы обслуживать потребности команды: захватить добычу и должным образом разделить ее. Награбленное добро разграничивалось на доли (паи) (здесь явно прослеживается аналогия с акциями компании), которые распределялись между членами банды. Капитан и квартирмейстер получали более крупные доли, так как несли бо́льшую ответственность; каждый получал от полутора до двух долей. Особенно ценные члены команды, например канонир и стрелок, тоже имели больше – от 1,25 до 1,5 нормальной доли. Остальные, естественно, по одной доле. Таким образом, равноправие выражалось в распределении добычи; все принимали участие в рискованном предприятии, здесь не было рабочих и хозяев.

Совершенно естественно, что в преступных бандах возникали проблемы с дисциплиной и поддержанием порядка. Их члены по большей части являлись военными моряками, дезертирами, покинувшими свои корабли из-за жестокой эксплуатации и дисциплины, позднее установленной в британском флоте, а также прибывшими из торгового флота. Они не желали и дальше подчиняться ненавистным правилам, подтолкнувшим их к дезертирству. Так что дисциплина на пиратском корабле была крайне слабой. Главной целью капитана было помешать жестоким разборкам внутри команды, для чего собиралось общее собрание и принималось решение исключить из нее виновных или предать их смерти. Порка, это самое ненавистное средство поддержания дисциплины в торговом и военном флоте, у пиратов не применялась. Если между двумя членами команды возникала ссора, допускалось решение противостояния в виде дуэли. В случае же серьезного конфликта между командой и одним человеком последнего обычно высаживали на необитаемый остров. Настоящая казнь применялась редко, на нее осуждали только за измену или за включение в команду бесполезных женщин и юнцов.

Поразительно сходство жизни пиратов, описанной и Редикером в XVIII в., и античными авторами. То же равноправие, одинаковые институты и обычаи, в частности совет, принимавший решение, и утвержденные нормы поведения. Но, конечно, полного совпадения не имеется. Так, пираты Редикера ни в кого и ни во что не верили, а разбойники у Апулея и Ксенофонта в «Эфесской повести» (2.11–14) почитают своего покровителя – бога Марса. Однако Плутарх отмечает нерелигиозность пиратов или их приверженность к нетрадиционной религии: «Они разграбили много неприкосновенных до того времени святилищ – кларосское, дидимское, самофракийское, храм Хтонии в Гермионе, храм Асклепия в Эпидавре, храмы Посейдона на Истме, на мысе Тенаре и на Калаврии, храмы Аполлона в Акции и на Левкаде, храмы Геры на Самосе, в Аргосе и на мысе Лакинии. Сами пираты справляли в Олимпе странные, непонятные празднества и совершали какие-то таинства, из которых до сих пор еще имеют распространение таинства Митры, впервые введенные ими» (Жизнь Помпея, 24.5/Перрин). Вот надпись, где описаны последствия разрушения святилища: «Эта статуя Венеры посвящается Валерию Роману, знаменитому Хранителю и Блюстителю блистательной колонии Сикка Венериа, человеку замечательного благородства и независимости, который восстановил статую богини, разрушенную в давние времена разбойниками, проникшими в храм. Да живет в веках память о нашем стойком патроне!» (CIL 13.3689 = ILS 5505).

У Гелиодора и Ахилла Татия мы находим описание случаев каннибализма и кровавых ритуалов, доказывавших полный отказ пиратов от моральных представлений «нормальной» религии, что схоже с отрицанием традиционной религии у морских разбойников Редикера, правда, у последних такие страшные ритуалы не были приняты. С другой стороны, поскольку в античном мире присутствовал политеизм, у людей не возникало чувства протеста по поводу множества богов, который проявлялся у пиратов Редикера против одного бога. Однако если человек отвергал другие взгляды законопослушного общества, то, нарушая и извращая эти самые установления, он как бы утверждал свою независимость. Не стоит на основании мрачных описаний писателей считать, что пираты враждебно относились не только к общепринятым нормам общества, но и к его традиционным религиозным воззрениям.

Общие для пиратов Редикера и для разбойников древности черты и обычаи, представленные в исторических и художественных сочинениях, являются твердым доказательством того, что изображенная в них картина античного преступного мира отражает действительность, которую, к сожалению, мы не можем узнать непосредственно по древним источникам. Но ее воссоздание возможно при помощи тщательного и вдумчивого изучения всего комплекса имеющихся сегодня источников.

Преступность была, вероятно, единственным и быстрым средством освободиться от власти закона и его служителей. В этом смысле преступники жили своей, совершенно обособленной жизнью внутри строго структурированного и регулируемого законами греко-римского античного общества. Подобно пиратам Редикера, вымышленные разбойники Апулея и греческих романов действовали в грубом и жестоком мире, хотя и с признаками эгалитаризма и демократии, что составляло резкий контраст с иерархической структурой всего общества. Преступные сообщества представляли собой, пожалуй, единственную альтернативу социальным системам, в которых им довелось существовать, своими действиями протестуя против них. Стремящаяся оправдать себя и свои законы элита намеренно изображала разбойников лишь в черных тонах, порождая представление об иллюзорности их осуждения. Но имеющиеся сведения об античных преступниках, как и описание пиратов Редикером, неоспоримо доказывают, что бедняки, униженные и преступники были всегда недовольны существовавшим порядком.

«Неизвестные», «неведомые», «незаметные» – так я называю людей, о которых рассказываю. На самом деле эти люди, составлявшие подавляющее большинство населения Римской империи, прекрасно замечали друг друга, общались и активно взаимодействовали. Слепота и безразличие, проявлявшиеся со стороны элиты, отодвинули простолюдинов на задворки истории, в затененный мир, где короткие вспышки света лишь усиливали общее ощущение их незначительности и неприметности. Полное равнодушие и нежелание богатых понять жизнь слабых мира сего привели к тому, что в классической литературе практически не уделялось внимания быту и внутреннему миру представителей этой социальной группы. Но, учитывая недостаточно информационный характер иных свидетельств истории и жизни людей в античную эпоху, пренебречь литературой аристократии было бы по меньшей мере легкомысленно и безрассудно. Вместе с тем я убедился, что использование менее известных источников способно восполнить то, о чем умалчивала элита. Поэтому преимущественное внимание я уделил таким материалам, как различного рода надписи и папирусы, использовал заведомо противоречивые представления, взятые из художественных произведений, басен, христианской литературы, книг по астрологии и магии.

Эти источники постепенно открыли мне мир простых римлян, прежде остававшийся невидимым и неведомым. В нем царили приземленные интересы, сложные альтернативы, слабые шансы, с трудом завоеванные успехи и постоянное ожидание беды. Хотя это был мир крайне ограниченных возможностей для улучшения своей жизни, но не полного отчаяния. Ведь люди всегда стремились справиться с невзгодами; человеческая раса вряд ли смогла выжить, если бы ее представители, сталкиваясь с различными угрозами, притеснением и всякого рода манипуляциями, отступали, опустив руки. Вот и простые римляне упрямо противостояли всем трудностям и порой достигали отличного успеха. Они оказались людьми, которые всеми силами старались добиться для себя лучшей жизни, преодолевали противоречивые чувства и радовались своим победам. Их богатый внутренний мир стал для меня настоящим открытием.