— Терпимо — лианы мешают, но здесь полно кабанов. Скрючившись, можно довольно легко следовать их тропами. Есть здесь и другие тропинки, хотя и сильно заросшие. Сюда время от времени наверняка наведываются люди — животные никоим образом не ручные.

Джек достал скрипку, и пока Стивен вкратце рассказывал о флоре и фауне острова, с любовью ее настраивал.

— Хватит о кольцехвостых обезьянах, — наконец-то закончил Стивен, и одним аккордом они приступили к «Святой Цецилии». После этого, а также после рапорта Филдинга, они съели традиционный жареный сыр и продолжали играть снова и снова. Музыка эхом разносилась по почти пустому кораблю в необычном резонансе.

Джек лег спать поздно и спал крепко, хотя его койка качалась не больше, чем если бы ее повесили в лондонском Тауэре. Но проснулся он с тяжелым сердцем. Разумеется, любой, командуя сидящим на рифах кораблем его величества, если до возможности снять его с мели остается несколько дней, проснется с тяжестью на душе. Пусть даже знающие люди сказали ему, что сохранится хорошая погода, и что он точно знает: в четверг высшая точка прилива будет такой же, как в день посадки на мель, а полный сизигийный прилив в воскресенье гораздо выше, и неизбежно снимет фрегат со скал. Но это тяжесть иной природы, скорее суеверие или инстинктивный страх.

Умывание, бритье и обильный завтрак немного ее развеяли. Еще больше помог воодушевляющий обход трюма с плотником. После выполненного мистером Хэдли ремонта помпам приходилось работать не больше половины склянок каждую вахту. А после визита в лагерь мистера Уэлби Джек стал почти самим собой. На лагерь с его аккуратными земляными укреплениями (слово «канава» Уэлби интерпретировал очень вольно), ровными линиями, палаткой для припасов в середине и с колодцем, в котором уже набралось три с половиной фута воды, радостно было смотреть, как и на удовольствие морских пехотинцев, в кои-то веки оказавшихся экспертами и изумивших матросов.

В отлив он во главе небольшого отряда отправился отмечать буйками орудия. Отряд состоял из немногочисленных пловцов корабля, включая трех-четырех толковых ныряльщиков. Джек тоже нырял с ними, и вода оказалась неопределенно-неправильной. Не только слишком теплая, чтобы освежать, но и грязноватая. Они аккуратно отметили орудия буйками, но тяжесть на душе вернулась. Хотя в обед Джек и внушал Стивену, что совершенно разумно ожидать схода корабля с мели в четверг без жестокого волочения по скалам, а в воскресенье это произойдет почти наверняка, когда солнце и полная луна объединенными усилиями поднимут сизигийный прилив еще как минимум на полсажени, но аппетит у него пропал. Не прикоснувшись ни к вину, ни к пудингу, он поднялся на палубу взглянуть на море и небо.

Ни то, ни другое не радовало. Вода низкая, пик отлива, а на поверхности — странная рябь и дрожь, какое-то подергивание. Небо перед обедом было слегка пасмурным, а теперь его подернула дымка, и оно опустилось. Полный штиль, обнажившиеся скалы неприятно пахли на гнетущей жаре. Крупная бледная рыбина, какая-то неизвестная Джеку акула, медленно проплыла мимо.

Он наблюдал за морем. Еще до конца отлива он заметил неестественную волну: неестественно внезапную, неестественно сильную. Тяжесть на душе усилилась, через полчаса Джек позвал штурмана:

— Мистер Уоррен, сигнал сбора всем офицерам и матросам, будьте добры. Там временем подготовьтесь к отдаче дагликса, как в прошлый раз, но на двух канатах.

Он увидел, как на зеленой ровной лужайке за пределами лагеря сломался упорядоченный узор игры в крикет, и игроки помчались к месту высадки. Прибой уже начал посылать длинные полосы белой воды вдоль берега.

— Мистер Уоррен, я еще не спрашивал, есть ли у вас барометр?

— Да, сэр, спрашивали. Приходится сообщить, что я отдал его в Плимуте доктору Грэхэму для калибровки. Там он, разумеется, и остался.

Джек кивнул и прошелся туда-сюда, каждый раз бросая взгляд на восток. С этого направления не только шли волны, но и горизонт, и небо градусов на десять от него окрасились редким темно-бронзовым цветом.

— Мистер Филдинг, — уточнил он у первого лейтенанта, как только тот поднялся на борт, — доктор на берегу?

— Да, сэр. У него сложилось впечатление, что вы готовы прогуляться с ним в лес и, может, взобраться на дальний холм. У него есть бухта прочного гибкого троса и Сорли — скалолаз с одного из шотландских островов.

— Боюсь, не сегодня. Пусть матросы начнут разгружать корабль: карронады, ручное оружие, боеприпасы. Все, что казначей, плотник, главный канонир, оружейник, парусный мастер и боцман сочтут наиболее важным по своей части. Потом — мешки и сундуки матросов, личное имущество офицеров. И попросите доктора подняться на борт за его вещами и медицинским сундуком.

Доктор Мэтьюрин явился с первой же возвращавшейся шлюпкой. И пусть прилив начался меньше получаса назад, прибой высоко бился о скалы, пересекавшие бухточку с восточной стороны. Волны шли неожиданно редко и одиноко. Джека он нашел в кормовой каюте с писарем — они собирали корабельные документы: журналы, сигнальные книги, всю чудовищную и иногда совершенно секретную канцелярию боевого корабля.

— Мистер Бутчер, — напомнил Джек, — ради всего святого не забудьте замеры для Гумбольдта. Они вон в том ларе. Их надо упаковать вместе с моими гидрографическими заметками.

— Я их сразу же заберу, сэр, — отозвался Бутчер. Он настрадался от сотен часов тщательных измерений и знал их настоящую цену.

— Дружище, — поинтересовался Стивен, когда секретарь выбрался из каюты с папками, прижатыми к груди, — что творится?

— Не уверен, но это вполне может быть твоя святая Цецилия:

Когда, на атомы разъят,

Бессильно чахнул мир,

Вдруг был из облаков

Глас вещий, сильный и певучий:

«Восстань из мертвецов!»

И Музыку приняли тучи [38]

— Взгляни-ка на восток.

Они выглянули в кормовое окно — темный пурпур собирался под бронзовым сиянием.

— Я такое небо помню лишь однажды, — поделился Джек после долго раздумья. — Было это в Южном море, и мы шли к Маркизам. Ты этого практически не видел, поскольку резкий крен на подветренный борт сбросил тебя со шкафута, и ты ударился головой об орудие. Но за этим последовал колоссальный ураган, который тогда потопил «Норфолк». Не нравится мне и внезапное волнение. Так что я облегчаю корабль, как только могу. Прошу, свези все ценное для тебя на берег, и все лекарства, ножовки и пилюли. Если я не прав, большой беды не будет — просто назовут меня мнительной старухой.

Совершенно очевидно, что сейчас никто из команды не собирался считать капитана мнительной старухой. Его мнение разделяли все. Всеобщее убеждение заразило ютовых, сухопутных и вышедших в первое плавание морских пехотинцев. Поначалу их разозлил прерванный матч в крикет, но теперь они затихли и бросали тревожные взгляды на восточное небо.