— Назад! — крикнул орк во всю мощь своих легких, от чего хапуг рядом недовольно заворчал, едва не испортив заклинание от неожиданности.

Колдовство Сконма рассыпало в труху добрую сотню скелетов, открывая проход обратно. Гоблин обернулся.

— Что случилось? — крикнул шаман. — Что-то с вашими невидимыми скелетами?

— Беги! — услышал он дружный ответ.

Присущая всем гобхатам склонность сначала спасаться бегством, а уже потом искать источник опасности, взяла свое. Гарб рысью припустил обратно, но ему сразу пришлось остановиться, когда он уперся в невидимую преграду. Скелеты возродились из праха и преградили путь непроходимой стеной.

— Меня что-то не пускает! — крикнул он, но его голос вдруг перестал доноситься до остальных.

Аггрх приложил руку к уху, показывая, что не слышит. Сконм же замычал что-то на гобхатском и обхватил когтистыми руками лысую голову.

Гарб ощупал препятствие и убедился, что оно действительно состоит из костей, которые, впрочем, не проявляют враждебности. Просто не дают вернуться. Решив, что поколдовать он всегда успеет, а навершие само себя не найдет, он развернулся и пошел обратно к кургану. Чем ближе он подходил, тем больше вибрировал посох в лапах. У самого холма Гобмобом проявил собственную волю и воткнулся в почву.

Толща земли осыпалась вниз, заставив гоблина отскочить в сторону. На уровне глаз открылся глубокий темный провал. Гарб оглянулся в поисках поддержки. Аггрх встревоженно следил за его действиями, а Сконм уселся на землю и что-то сосредоточенно чертил на ней прутиком. Шаман жестом показал, что собирается спуститься, а орк пожал плечами.

Набрав на всякий случай в грудь побольше воздуха, жрец Бирканитры отправился на поиски своего сокровища.

* * *

Земля словно поглотила молодого шамана, как только он сделал первый шаг по возникшим из ниоткуда под ногами земляным ступеням. Провал поприветствовал гостя могильным холодом и сыростью. Звуки внешнего мира тотчас исчезли, как будто наверху не пели птицы и не шумел ветер. От этого места веяло тоской и безнадежностью так сильно, что захотелось немедленно выбежать наружу.

Гарб переборол это чувство и пошел дальше. Его манера горбиться на сей раз пригодилась: так голова не цеплялась за низкий свод. Сгибать спину пришлось чуть больше обычного, но серьезного неудобства это не доставило. Сложнее стало по другой причине.

Темная чужеродная магия ощущалась здесь особенно сильно. Там возле кургана ее присутствие почему-то не беспокоило гоблина, но сейчас щит наколдовался как-то сам собой. Вряд ли он поможет, но так спокойнее. Близость опасности давила, заставляя судорожно полировать посох ладонью. Посох, богиня… Точно, сейчас самое время помолиться.

— О Великая Праматерь, я возношу тебе хвалу, — начал жрец, и злое присутствие как будто отступило.

Ободренный Гарб с чувством исполнил остаток хвалебного гимна-молитвы. Это придало гоблину сил и уверенности. В голову закралась странная мысль: он, потенциальное воплощение Быр-Хапуга, возносит хвалу своей сестре. Считается ли это нормальным среди богов? Такие размышления помогли окончательно отвлечься.

Шаман даже не заметил, как темный извилистый проход вывел его в помещение с высоким потолком, где получилось выпрямиться. Тусклое подобие красного света озаряло большой каменный алтарь, испещренный древними рунами, на котором лежала четвертая часть посоха. Она отличались от трех других наличием наконечника в виде непонятной фигуры. Присмотревшись, Гарб опознал в ней вытянутый когтистый палец. Выточенный из цельного драгоценного камня размером с кулак символ светился тем ярче, чем ближе подходил гоблин с посохом. Кроме того, он расплывался перед глазами, как только шаман делал попытку рассмотреть его получше.

— Наконец-то! — чуть дыша, прошептал Гарб.

Еще немного, и мытарства наконец закончатся. С собранным посохом никто не посмеет встать у него на пути, а с ним и у всего народа гобхатов.

— Мы пройдем железным маршем по Лумее, и все народы падут перед нами ниц, а проклятым ушастым выскочкам только смерть!

Шаман издал мерзкий каркающий смешок. Ему почудилось, что в воздухе что-то беззвучно захохотало ему в ответ. Осмотр внутренним зрением не показал ничего необычного, но безудержное желание скорее взять навершие и соединить его с посохом показалось гоблину странным. Он, конечно, очень хотел собрать все части воедино, но такая тяга была слишком уж противоестественной.

— Стоять! — окрикнул себя Гарб.

Это немного отрезвило. «Давай успокоимся. Во-первых, это точно не твои мысли», — обратился к нему внутренний трус. — «Ты ведь не хочешь никого завоевывать или уничтожать. Значит, что-то на тебя воздействует. Самое время проявить твое лучшее качество — осторожность. Вспомни, сколько раз мы бросались вперед без оглядки, и как сложно потом было выбираться из передряг».

— Согласен, — кивнул жрец собственным мыслям и решил осмотреться, хотя лапы так и тянулись к манящему навершию.

Желание немедленно собрать посох и насладиться его силой пришлось душить целую минуту, но все же осмотрительный Гарб взял верх над порывистым. Внимание привлек светящийся символ. Он как будто звал, притягивал и очаровывал одновременно. Облако. Только это слово приходило на ум при взгляде на навершие. «Облако тьмы», — добавил основной внутренний голос, отобрав у труса слово. — «Как если бы что-то одновременно было чернее ночи, но в то же время светилось, а тебя тянет к этому свету без света, как мотылька к факелу».

Гарб попытался вспомнить, знает ли он что-нибудь про облик четвертого Бира. Копание в памяти ничего не дало. Даже из видения про гибель Быр-Хапуга ничего выудить не удалось. Точно мог знать Сконм, но он остался снаружи и вне досягаемости. Тогда шаман снова начал сопоставлять факты.

«Меня сюда пустили только с посохом», — начал он загибать пальцы. — «Даже Сконм и Сандро сюда не смогли проникнуть несмотря на всю их силу. Курган охраняют мертвецы. Если бы это были проделки Умбры, тут было бы полно теней, но их нет. Светлым эльфам такая темная магия противна, а троу так далеко на поверхность выбираться не любят. Кто остается?»

А ведь Сконм говорил про нечто страшное в этом месте.

— Думай! — приказал себе гоблин.

Что может быть страшнее мира теней? Что может напугать даже Сконма? Ответ все не приходил, но чем дольше Гарб размышлял над этим, тем меньше ему хотелось брать лежащий на алтаре чар.

Шаман осмотрел чашу алтаря. Раньше он не замечал из-за темноты, но теперь отчетливо увидел: то, что раньше он принимал за алтарный постамент, оказалось огромным саркофагом. Рисунки, украшающие его поверхность, заставили шевелиться волосы на затылке. На всех изображались сцены жертвоприношений, а в роли жертв аватары богов. В том, что изображены именно они, сомнений не было.

Вот Прекрасноликий Триединый — почти такой же, каким его изображают в эльфийских храмах, — только выражение лица у этого испуганное,