Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вот. Но – увы! – не знаком. Пытался как-то встретиться, не получилось. – Менестрель сдобрил сожаление гитарным перебором.
– Что, не снизошел знаменитый вейн до простого смертного? – хмыкнул Юрка. Вернул Азату пиалу и втянулся под куртку, точно черепаха. Его все еще познабливало.
– Почему же? Просто не судьба. Носит обоих где ни попадя.
– Он действительно так известен? – спросил Егор.
– Пожалуй, да. На его счету больше спасенных жизней, чем у любого другого вейна.
– Герой, значит, – прокомментировал Юрка. – Медалью-то его наградили?
Игорь посмотрел с любопытством.
– Ты чего? – одернул Егор.
– Ну как же, герой и без медали. Непорядок! Игорь, а песню вы про него уже написали?
– Какой противный и злой мальчик, – удивился менестрель.
Юрка дернул в усмешке уголком рта.
– Ну и зачем он вам сдался, такой нехороший? – полюбопытствовал Игорь.
– Да сто лет бы его не видел!
– Он мне нужен, – вмешался Егор. – Алекс обещал отправить меня домой.
– Не терпится? А что так? У нас тут много интересного.
– А у нас – война.
Менестрель перестал бренчать.
– Забавные вы ребята, как я погляжу. Одному герои не по нраву, другой под пулю рвется. Ты уверен, что тебе домой, а не в обратную сторону?
Егор посмотрел на него в упор.
– Да.
Потрескивал костер. Игорь, подкрутив колки, тихонько пропел:
Если ворон в вышине,
Дело, стало быть, к войне.
Чтобы не было войны,
Надо ворона убить.
– Что это? – спросил Егор.
– Один наш поэт. Перевод – мой.
Игорь запел громче:
Чтобы ворона убить,
Надо ружья зарядить.
А как станем заряжать,
Всем захочется стрелять.
Ну а как стрельба пойдет,
Пуля дырочку найдет.
Ей не жалко никого,
Ей попасть бы хоть в кого,
Хоть в чужого, хоть в свово…
Во, и боле ничего.
Во, и боле ничего.
Во, и боле никого.
Кроме ворона того:
Стрельнуть некому в него[2].
Менестрель резко прижал струны.
Егор, сгорбившись, смотрел в костер. Блестела выпавшая поверх футболки бирка.
– Иногда, когда совсем паршиво, я думаю: а может, Дан был прав? – сказал он. – Для него это в самом деле чужая война. Игорь, вот вы бы пошли к рации? Вы же вейн, я правильно понял?
– К какой рации?
Егор торопливо рассказал.
– Наверное, да.
– Почему?
– Я – менестрель. Некоторые песни нельзя петь, если хоть раз не ввязывался в бой.
– Только из-за этого?! – поразился Егор.
– Ну, у всех свои приоритеты.
– А если вам предложат повоевать на другой стороне?
– Я выбираю ту, на которой мои друзья. Иначе нет смысла. А теперь скажите мне, господа-товарищи, вам все-таки нужен Грин или ориентиры?
– Ориентиры, – ответил быстро Юрка.
Егор недоверчиво смотрел на менестреля.
– Тогда утром отведу в одно место, там должны помочь. Но договариваться будете сами. Я вас скину и быстренько смоюсь. – Игорь смущенно почесал нос. – Не волнуйтесь, это чисто мои разборки.
– Сколько? – прямо спросил Юрка.
– У, какой циничный мальчик! Забесплатно. Считайте, меня тоже потянуло спасать человечество в лице двух пацанов.
Игорь бережно отложил гитару и достал винтовку.
– Мы с Азатом сходим по делам. Часика через три-четыре вернемся. Костром займитесь, совсем потух.
– Может, с вами… – Егор потянулся к арбалету.
– Не стоит. Мы так, соседей проверим, не влезли бы на чужие пастбища, пока хозяева в отлучке. А мне еще завтра вас тащить, пожалейте старого вейна. – Игорь подмигнул.
Они с жузгом ушли в сторону узла, быстро пропав в темноте.
– Вот это да, – сказал Егор. – Здорово повезло, правда?
Юрка не ответил.
Натадинель сходил в рощицу и принес хворосту. Пламя, придавленное ветками, потрещало, набрало силу и взметнулось в небо. Забурлили в котелке остатки жузговской бурды.
– Зря ты так про Грина, – сказал Егор. Он сидел, упершись локтями в колени и положив подбородок на кулаки. Смотрел в огонь.
– Это еще почему? Тоже мне, строят из себя. Герои!
– Он людей спасает.
– Ну, в ножки ему поклонись! Одних спасают, а других…
– Да чего ты взъелся?
– Того! Зеленцов вон тоже, ангел-хранитель всея живого. А мою маму…
Юрка с треском разломил палку, кинул в костер.
– Она умерла? – помолчав, спросил Егор.
– Да. Погибла. Из-за него.
– Не успел спасти?
– Нет.
– А что тогда?
Юрка переплел и стиснул пальцы. Егор ждал.
– Он ее бросил. С ребенком. Со мной. Он – мой отец!
В дневнике была еще одна, последняя запись, без даты.
«Мне казалось, сойду с ума. Каждый день бегала на Обводную, чуть под машину не попала. Все думала: вот сейчас он вернется. Вот сейчас. Письмо – ложь! Его не может быть, это неправда. Мы любим друг друга.
Или действительно у мужчин другие ценности?
Но мне так нельзя. Мне есть ради кого жить.
Я жду сына. Говорят, на раннем сроке пол ребенка определить нельзя, а я знаю – родится Юрка. Юрочка, сынулька мой. Не Виктор, нет. Когда-то хотела, чтобы были Виктор-старший и Виктор-младший, теперь не хочу. Он не Зеленцов, он – Жданов. И сына назову в честь своего отца. Папа будет рад. Он у меня – замечательный.
Мне нельзя больше ходить на Обводную, нельзя!»
…Как-то на физкультуре прилетело по затылку волейбольным мячом. Зазвенело в ушах, и мир на мгновение дрогнул. Так и сейчас, когда Юрка понял, что прочитал.
Значит, ему врали? Всю жизнь! Сказочку рассказывали. Мол, мама ездила со стройотрядом и познакомилась с папой. Осенью хотели пожениться, но папа пошел купаться, а реки там бурные. Даже тела не нашли. Мама записала Юрку на свою фамилию – не хотела никому доказывать, что сын имеет право носить другую. Бывает. Ну, судьба такая, несчастливая.
Он не помнил, как оказался внизу. Лихорадочно заталкивал в рюкзак свитер. Выброшенные из шкафа вещи валялись на полу. Рубашка свисала из ящика, раскинув рукава. Мялись в рюкзаке мамины фотографии. Расплющило коробок со спичками.