– Вы это знаете лучше меня.

– Почему вы так думаете?

Монин помялся, потом спросил:

– А вы не могли бы немного рассказать мне о странных американцах, которые почти слово в слово позаимствовали название нашей церкви?

– Это вы тоже от Павла узнали? – спросил я.

– От него, конечно… Жаль, что с ним так случилось… Да, кстати, а с этой его странной невестой, с Эльвирой, вы хорошо знакомы?

Евангелист словно мегавирус все сильнее внедрялся в нашу и без того трещащую по швам наноячейку общества. Мне было трудно поддерживать с ним беседу. Я не хотел говорить ни про Эльвиру, ни тем более про SSS. Черт возьми, мне вообще как-то ни к чему это. Особенно теперь. Американцы снялись с якоря, вернули мне договор… пусть я и остался членом Общества. Про Кэсси я вообще пытался запретить себе думать. Бандиты, судя по всему, от меня теперь должны отстать… Остается Эльвира, которой, конечно, мы с Татьяной теперь хоть как остались должны… А Эльвире крайне нужен Геннадий… Зачем – это уже второй вопрос.

– Аркадий Федорович… – начал я.

– Можно просто Аркадий, – сказал Монин вежливо.

– Хорошо, Аркадий. Вы знаете, что я с большим удовольствием отказался бы от вашего предложения и больше не вспоминал бы ни об артефактах, ни о трудах Ратаева.

– Я понял. Знаете, я далек от того, чтобы злоупотреблять вашим временем и навязывать вам свои идеи. Но если вы что-то решите, дайте мне знать… Запишите мой телефон…

– Я не могу вам ничего обещать…

– Подумайте. Вы люди неверующие, а значит – прагматичные. Я – верующий, но тоже очень прагматичный. Если вам трудно понять духовные аспекты, подумайте о материальных. О том, что может принести обладание подобным артефактом. Я думаю, Геннадий понял это.

– И он теперь боится за свою жизнь, – тихо сказала Таня.

Аркадий посмотрел на нее, но оставил эту реплику без комментария.

* * *

Не без внутреннего сопротивления я подошел к углу стены забора, возле которого так нелепо закончил свой жизненный путь (пусть малополезный и примитивный, но все же уникальный), гопник по прозвищу Кислый.

Торчащего штыря там сейчас не было. В стене между кирпичами кладки зияло только почти ровное круглое отверстие, равное по диаметру пруту арматуры. Я подумал, что американцы раньше меня додумались замести этот след нашего невольного преступления и порадовался их предусмотрительности…

– Мне нравится, как этот дом теперь выглядит, – сказала Таня. – И участок – тоже. Он теперь совсем не похож на дачный огород.

– Гараж даже не придется расширять, – добавил я. – И вообще, тут теперь можно развернуться по полной.

– Пожалуй, это единственная польза, которую мы получили от твоих эмиссаров третьего рейха. Зато польза существенная.

Американцы силами таджиков действительно привели дом почти в идеальный порядок. До фешенебельного коттеджа ему было конечно безумно далеко, но это все равно был не садовый домик, а вполне приличное гнездо для проживания… После визита Монина у Татьяны в голове что-то щелкнуло, и она, вместо обсуждения планов развода и разъезда просто в очередной раз заявила, что таких легковерных и нестабильных личностей, вроде меня, еще поискать надо. А потом сказала, что имеет желание организовать в Шатунихе постоянную резиденцию для летнего проживания. В общем, мы направились на разведку, чтобы исследовать, насколько дача годится для подобных целей… Возможно, Татьяна думала не столько о выходных на свежем воздухе или (боже упаси!) высаживании пасленовых и крестоцветных, сколько о сохранении нашего трещащего по швам союза.

Мы пообедали и сварили кофе в оставленном нам аппарате. Общались как-то невпопад, и – думаю – не только моя странная связь с Кэсси и ее последствия тому виной. Хотя, конечно, Татьяне досталось. Она рассказала, холодно и сухо, о том, что с ней случилось. Прилетела она из командировки понятно в каком настроении, но все еще надеялась, что это у меня алкогольный психоз или еще какая-то сходная беда, требующая оперативного вмешательства и понятного внушения. Правда, заметной зависимости от спиртного у меня уже давно не наблюдалось, но Татьяна не прекращала убеждать себя в том, что я продолжаю скатываться в бытовой алкоголизм.

Но она ошибалась, будучи в неведении относительно того, что со мной происходит на самом деле. Не знали ничего и те, кто приехал встречать самолет из Москвы. Вернее, они приехали именно за Татьяной. Напугав ее старой уловкой, что держат наготове шприц с кровью ВИЧ-инфицированного, двое типов (один по описанию смахивал на Студента, другой – на Лымаря) аккуратно вывели Таню из аэропорта и усадили в авто (вроде бы в «марк-2», как без особой уверенности удалось понять Тане). Словом, прямо как в более лихие годы – с подобным обращением и опять же по моей косвенной вине Татьяна действительно уже сталкивалась когда-то. Она, что вполне понятно, не приемлет такие дела, а потому попыталась доходчиво объяснить, что будет грозить похитителям. В ответ они поступили не менее доходчиво: несколько раз ударили по лицу и пригрозили изнасиловать втроем, включая сидевшего за рулем парня (а вот его Таня описать затруднилась).

После ухода Монина Татьяна долго и задумчиво бродила по квартире, а потом, как водится в похожих ситуациях, порекомендовала мне стелить постель на раскладушке, которая у нас волею судеб сохранилась, видимо, как раз на подобный случай. Помню, я несколько раз порывался ее выбросить, но что-то рука не поднималась, да и Татьяна почему-то была против… Словом, предмет этот пригодился еще раз. Раскладушку, с легкой руки комедиантов почти повсеместно называемую «раскривушкой», Татьяна окрестила «расскрипушкой». И было за что. Мне не спалось, и малейшее мое движение поднимало жуткий визг и скрежет пружин. Татьяне тоже не спалось. Она прокомментировала мое поведение как асоциальное и принялась рассуждать вслух, что жили бы мы попросторнее, можно было бы выставить меня в другую спальню… Таким странным путем родилась идея насчет загородной резиденции, которую я уже подумывал было снова сдать кому-то. После того, как я согласился с тем, что идея неплоха, а расскрипушка подтвердила это очередной серией диких трелей, Таня сказала:

– Иди уже сюда, Маскаев. Ты достал меня своим скрипом.

…Мы говорили в эту ночь долго. В числе прочего и о том, что узнали от Аркадия Монина. В числе прочего и о том, что находилось в пакете, который предназначался брату Ричарду, и который я ухитрился перехватить у курьера.

–… Я могу взять отпуск, – сказала Таня, когда мы после кофе вышли во двор и уселись в шезлонги позагорать хотя бы символически – мне оно как бы ни к