В 1918 году образцы собирал доктор Х.М. Тернбулл, работавший в больнице на протяжении всей Первой мировой войны и беспомощно наблюдавший, как молодые солдаты заболевали и вскоре умирали от гриппа. Не имея возможности понять, что делало заболевание столь смертельным, он лишь собрал как можно больше образцов тканей легких и мозга умерших военнослужащих, тела которых ему приходилось вскрывать, сохраняя материалы в кубиках парафина. Это был тот случай, когда наука отчасти напоминает легкоатлетическую эстафету, отмечал Оксфорд, где на первом этапе стартуют патологоанатомы 1918 года, чья задача передать затем эстафетную палочку следующим поколениям ученых в виде сохраненных образцов для проведения дальнейших исследований.

Окрыленный новой возможностью Оксфорд взялся за поиски тканей жертв гриппа среди множества других образцов. «Там остались толстенные книги записей 1918 года, размерами с Библию каждая, в которых по номерам можно было узнать имена пациентов, чьи ткани хранились в подвале. А каждый номер сопровождался аккуратным отчетом патологоанатома о результатах аутопсии.

Туда заносились важнейшие сведения об умершем: время смерти, возраст, профессия, поставленный лечащими врачами диагноз. Патологоанатом извлекал из трупов важнейшие органы и препарировал их, чтобы изучить под микроскопом. Затем пытался поставить собственный диагноз. А потом описывал все это своим микроскопическим почерком», – рассказывает Джон Оксфорд. Задача перед ним встала не столько сложная, сколько трудоемкая. «Не требовалось быть экспертом, чтобы понять, как много молодых людей умерло в то время от пневмонии. Мне оставалось только листать книги и выписывать номера таких пациентов, чтобы потом отправиться в архив на поиски образцов».

Позднее Оксфорд стал нанимать группу студентов, которые проводили летние каникулы, роясь в больничном подвале, чтобы отыскать ткани жертв гриппа 1918 года. Когда Таубенбергеру требовалось то же самое, он выискивал образцы по компьютерным спискам и просто заполнял бланк заказа. Через пару дней материалы уже лежали у него на рабочем столе. Когда работу выполняли помощники Оксфорда, они сначала листали старые книги записей, затем спускались в подвал и начинали долгий и скучный поиск коробок с необходимыми образцами. При этом требовалось повышенное внимание, чтобы не перепутать номера, присвоенные пациентам.

В результате кропотливых трудов студентам удалось обнаружить всего восемь срезов тканей легких, принадлежавших пациентам, умершим от гриппа в 1918 году, пропитанных формальдегидом и помещенных внутрь кусочков свечного воска. Оксфорд по-прежнему не ведал о работе, которой занимался параллельно Таубенбергер. Но главное отличие заключалось в том, что если в образцах Таубенбергера удалось найти остатки вируса, то в лондонских от него не осталось и следа.

Тем не менее именно опыт, накопленный при исследовании патологических срезов из архива больницы, сделал Оксфорда (пусть и с некоторой натяжкой) одним из немногих специалистов по гриппу 1918 года. Данкен не могла не обратить на него внимания и за год до отправки на Шпицберген позвонила. Он пригласил ее в Лондон, чтобы они могли обсудить проект в деталях. Между ними сразу же возникла взаимная симпатия, признает Оксфорд, что подвигло его охотно согласиться на участие в экспедиции. При этом он полностью разделял ее мнение о необходимости соблюдать крайнюю осторожность.

«Я, разумеется, понимал, что если тела тех семерых мужчин действительно найдут в хорошей сохранности, то нам придется принять самые строгие меры предосторожности. Если учесть, что этот вирус уже убил когда-то сто миллионов человек, мы не могли рисковать стать виновниками новой пандемии, – рассказывает он. – И мы проанализировали все аспекты безопасности очень тщательно. Хотя нам представлялось маловероятным, что кто-то мог подцепить инфекцию (довольно-таки трудно заразиться от замороженного трупа, не так ли?), как серьезные ученые мы сочли важным обеспечить наивысший уровень безопасности».

Подобный подход в итоге означал, что по прибытии группы на Шпицберген процесс эксгумации длился медленно и долго, а Оксфорду представились продолжительные часы досуга, чтобы пить свой чай и предаваться размышлениям. И пока рабочие возились со вскрытием захоронений, пока он отсиживался в хижине и сочинял свои верлибры, его и осенила мысль о том, что, вероятно, грипп 1918 года – «Испанская леди», или в просторечии «испанка», – посеял свои семена по всему миру еще до 1918 года. Откуда его мысль легко перекинулась к следующему необходимому шагу. Прежде всего он должен вновь просмотреть медицинскую литературу и поискать любые упоминания о людях, пораженных вирусом гриппа до 1918 года, а в случае обнаружения таких фактов – провести поиск вируса в тканях легких тех, кто умер от гриппа ранее. «Я уже думал не об «испанке» 1918 года, – подчеркивает Оксфорд. – Речь шла об «испанке» 1916 или 1917 годов».

Вернувшись домой, Оксфорд сразу же бросился в библиотеку, где перерыл ворох журнальных публикаций, надеясь найти описания случаев заболевания гриппом, аналогичным инфлюэнце 1918 года, но еще до наступления 1918 года. И ему не пришлось искать слишком долго. Он обнаружил, что в 1916–1917 годах врачи докладывали о вспышках смертельно опасной респираторной инфекции среди британских военнослужащих в казармах Олдершота, располагавшихся буквально на окраине Лондона, как и в лагерях британской армии во Франции. Заболевание проходило в отчетах не как грипп, а как катар, но его симптомы пугающе напоминали признаки гриппа 1918 года. У жертв развивался цианоз – их уши и губы синели от недостатка кислорода, – и многие из них скончались. Оксфорд напоминает, что при поступлении пациентов с инфлюэнцей в 1918 году доктора и медсестры быстро научились предсказывать, кто из них не выживет, как раз по степени развития цианоза.

Одна из наиболее примечательных статей была опубликована «Британским медицинским журналом» 14 июля 1917 года. Она называлась «Гнойный бронхит» и сопровождалась подзаголовком: «Описание случаев заболевания британских военных в лагере во Франции». Группа авторов, которые были армейскими врачами, сообщала о болезни, «представляющей интерес с клинической и патологической точек зрения».

Заболевание впервые проявило себя в их лагере в декабре 1916 года, а через месяц превратилось в «небольшую эпидемию», писали они. Симптомы оказались до боли знакомы Оксфорду – примерно в тех же выражениях военврачи могли бы описывать грипп 1918 года. Группа пациентов пришла в госпиталь с температурой под сорок градусов, с кашлем, отхаркивая окрашенный кровью гной. У больных отмечался учащенный пульс, а скоро начинали появляться признаки цианоза. Некоторые из них умирали от удушья, когда их легкие заполнялись жидкостью. У других заболевание оказывалось не смертельным, и они поправлялись, но на это уходили недели в лихорадочных мучениях.

Не столь ценные в научном смысле, но не менее памятные истории Оксфорд почерпнул из личных бесед с людьми. Например, одна женщина рассказала ему, что к началу Первой мировой войны ее отец жил в Торонто, но вызвался добровольцем и в 1915 году прибыл в Англию для прохождения подготовки. Позднее он не раз вспоминал, что в военном лагере стал свидетелем поистине страшных событий. По его словам, рекруты массово заражались инфлюэнцей, и многие от нее умирали. Но, соблюдая закон о секретности, никто в то время не разглашал информацию о болезнях и гибели солдат.