— Я уже говорил тебе. Я не могу лгать, если попытаюсь, потеряю сознание. Это часть моего проклятия… и еще одна слабость.

— Ты сказал, что не используешь мои тайны против меня. Это была ложь, но ты не отключился.

— Тогда я считал, что говорю правду.

Гвен молчала.

— Во время сражения я держу кинжалы в обеих руках, потому что, если рука свободна, я хватаю ею противника. Из-за этого я потерял столько пальцев, что и не сосчитать. Если ты выбьешь у меня из рук хоть один клинок, то легко справишься со мной. — Он никогда никому об этом не говорил. Даже своим людям, хотя они, скорее всего, за долгие годы, проведенные рядом, заметили эту его слабость. И все же он сам удивился тому, как легко… и охотно… он поделился этой информацией с Гвен.

— Мне… кажется, я это заметила. — Ее голос звучал тише, нежнее. — Во время тренировки.

Воспрянув духом, Сабин продолжал:

— У всех есть те или иные слабости, своя ахиллесова пята. В моем случае это левое колено. Даже легкий удар может сбить меня с ног. Поэтому я сражаюсь, стоя вполоборота.

Гвен моргнула, словно вспоминая их тренировки и пытаясь понять, правду ли он говорит. В молчании прошло несколько минут. Сабин сосредоточился, стараясь дышать глубоко и размеренно, с каждым вздохом впитывая ее аромат.

— Если честно, то есть одна слабость, которая убьет меня вернее всякой другой. Отныне и навсегда — это ты. — Его глубокий, хрипловатый голос дрогнул. — Если все еще хочешь уйти — уходи. Но знай, что я отправлюсь с тобой. Попытаешься скрыться, я выслежу тебя. Куда пойдешь ты, туда пойду и я. Если ты решишь остаться и захочешь, чтобы я перестал сражаться, я больше никогда не буду драться с охотниками. Ты для меня важнее. Я скорее умру, чем буду жить без тебя, Гвендолин.

Она покачала головой, глядя на него с надеждой и недоверием.

— Мой отец…

— Не имеет значения.

— Но… но…

— Я люблю тебя, Гвен. — Больше чем кого бы то ни было. Даже больше самого себя. А он всегда чертовски любил себя. — Я никогда не думал, что наступит день и я поблагодарю Галена за что-то, но этот день настал. Я почти простил ему все совершенное им зло, потому что благодаря ему ты появилась на свет.

Гвен облизнула губы, все еще не решаясь поверить Сабину.

— Но другие женщины…

— Даже не начинай. Я твой супруг. Я ни на кого тебя не променяю, даже для того, чтобы выиграть битву. Никогда. Я скорее потерплю поражение, нежели потеряю тебя. Ты создана для меня. Ты моя единственная. Твоя боль — это и моя боль. Теперь я это знаю.

— Я хочу тебе верить, правда. — Девушка посмотрела на его грудь, на свои пальцы, впившиеся в его кожу. Ослабила хватку. — Но боюсь.

— Дай мне время. Позволь доказать, что я говорю правду. Пожалуйста. Я не заслуживаю второго шанса, но умоляю тебя об этом. Все, что ты пожелаешь, все, что ты…

— Я желаю тебя. — Их взгляды встретились, зрачки ее глаз расширились, поглощая радужную оболочку. — Ты здесь, и ты жив, сейчас только это для меня важно. Позволь овладеть тобой. — Она разорвала его рубашку, склонилась и припала губами к его соску, нежно покусывая его. — Я не знаю, есть ли у нас будущее, но ты мне нужен. Покажи мне, что ты доверяешь мне. Покажи, как ты меня любишь.

Пальцы Сабина погрузились в волосы Гвен. Его охватила радость. Радость и удивление, любовь и ослепительное желание. Гвен не предложила ему остаться с ней навсегда, на что он втайне надеялся, но пока достаточно и этого. Пока.

Он стянул одежду с нее, потом с себя, их обнаженные тела прижались друг к другу. Сабин едва не захлебнулся от блаженства. Гвен застонала, глубоко вонзив ногти в его плечи.

Касаясь губами ее кожи, Сабин проложил путь к груди, облизал каждый сосок, продолжил дорожку из поцелуев. Его язык задержался в ямке пупка, и Гвен задрожала, изогнувшись под ним.

— Держись за изголовье, — велел он.

— Ч-что?

— Изголовье. Держись за него. Не отпускай.

Гвен растерянно заморгала, источая аромат желания. Она потерялась в удовольствии, утонула в нем, но в конце концов покорилась. Выгнула спину, и ее груди с затвердевшими, как жемчужинки, сосками, взмыли вверх.

— Положи ноги мне на плечи, — выдохнул он, сжал один из ее сосков и принялся перекатывать его между пальцами.

На этот раз Гвен подчинилась без раздумий, тяжело дыша и крепко прижавшись к нему. Он раздвинул влажные складки, стоящие на страже нового центра его вселенной, и склонил голову, чтобы ощутить ее вкус.

Этот вкус опьянял. Затягивал. Богатый и сладкий, столь же совершенный, как и прежде. Сабин обвел языком клитор, дразня, ввел два пальца внутрь ее. Крик Гвен эхом отразился от стен спальни.

— Я не могу поверить, что мог сопротивляться тебе хотя бы мгновение.

— Еще.

— Я уже говорил тебе, как ты красива? Как сильно я люблю тебя?

— Еще!

Сабин улыбнулся, продолжая ласкать ее языком, пальцы ни на минуту не прекращали свое движение. Гвен запрокинула голову, рыжие кудри разметались по плечам, тело извивалось в сладостных конвульсиях.

— Еще, — прошептала она. — Еще, еще, еще.

Он ввел третий палец и почувствовал, как все ее тело содрогается от спазмов, крепко сжимая мышцы, удерживая его пальцы внутри. Он сосал ее клитор все сильнее… доводя до оргазма.

Только когда Гвен выкрикнула его имя, когда она безвольно упала на постель, Сабин отпустил ее. Он медленно приподнялся, его член изнывал от желания проникнуть в ее тугие маленькие ножны. Но он не мог. Еще не время.

Гвен открыла сияющие янтарные глаза, прикусила белыми зубами нижнюю губу.

— Я больше никогда не причиню тебе боль, — поклялся он и перевернул Гвен на живот. — Позволь мне доказать это.

Она судорожно вздохнула и немедленно попыталась сбросить его, но Сабин сжал ее в объятиях, приник грудью к ее спине, усмирив трепетание крыльев. Гвен замерла. «Не бойся, милая». Прижав ладонями ее руки, он ввел член между ее ягодицами. Его теплое дыхание ласкало плечи Гвен.

— Я должен как следует извиниться перед этими драгоценными крыльями, — сказал он, немного приподнимаясь над ее телом. — Ты позволишь мне прикоснуться к ним?

К счастью, Гвен не стала сопротивляться, лишь напряглась, затаив дыхание. Не в силах произнести ни слова, она кивнула.

— Останови их, — сказал Сабин. — Пожалуйста.

Трепетание крыльев постепенно стихло.

Сабин принялся покрывать поцелуями каждое крыло. Они были нежными, словно шелк, и прохладными на ощупь, идеальный контраст с жаром его тела. Сабина удивило, что на крыльях не было и намека на перья. Они были почти полупрозрачными, под тонкой кожей проступали голубые вены, похожие на хрустальные реки.