Преодолев подъем до конца, мы обнаружили на вершине довольно высокую, но частично обвалившуюся стену, сложенную из камней и бревен. В центре стены находился арочный проем высотой в человеческий рост, но такой узкий, что протиснуться в него можно было только по одному. Дойдя до противоположного края, мы наткнулись на орудийную платформу, на которой стояли две старинные пушки. Их изъеденные ржавчиной стволы, наведенные когда-то на подходы к убежищу, давно сползли с трухлявых бревен бруствера, слепо уставившись в небо.

Никаких признаков жилья или хотя бы развалин я поблизости не заметила. Брум с любопытством озирался вокруг, опираясь на тесак.

— Туземцев следует опасаться? — обратился он к Винсенту.

— Вряд ли! — рассмеялся тот. — Для них это место фади.

— Фади? — напрягся Адам. — Это еще что такое?

Винсент тоже напрягся, но по другой причине. Объяснить это европейцу было для него столь же затруднительно, как миссионеру-пуританину втолковать своей африканской пастве, почему ходить голым грешно, а обливаться потом в черной сутане под палящим солнцем очень даже прилично и подобающе. В конце концов, мы все-таки выяснили, что существует некий неписаный закон, нарушать который можно, но не принято, да еще и опасно, потому что можно навлечь гнев злых духов или что-то в этом роде. Примерно так же, как не принято входить в церковь в головном уборе или свистеть на корабле. Только в церкви или на палубе на тебя в худшем случае зашикают и заставят снять шляпу или заткнуться, а со злыми духами шутки плохи. Нарушить фади для туземцев столь же немыслимо, как европейцу съесть в сыром виде крысу или собаку.

— А где они живут? — спросил Брум.

— Там, — неопределенно махнул рукой Винсент. — Только они прячутся. И не покажутся, пока не удостоверятся, что мы не работорговцы и не причиним им вреда. Вообще-то они дружелюбные, только запуганные.

— А где пиратская деревня? — поинтересовалась я.

— Деревни нет. Корсары жили поодиночке.

Он показал одно из таких жилищ, заросшее зеленью и опутанное лианами и другими ползучими растениями. Освободив вход в хижину, Винсент позволил заглянуть внутрь, но войти не разрешил, молча указав сначала на пол, потом на стены. Присмотревшись, мы поняли, почему. Осколки бутылочного стекла и какие-то ржавые железки были разбросаны у порога или торчали из земли.

— К чему все это? — удивился Адам. — Они что, так боялись туземцев?

— Нет, — усмехнулся Винсент. — Они боялись друг друга.

Он рассказал, что корсары прятались, как пауки, по своим углам, отгородившись ловушками, западнями и сигнальными устройствами, предупреждавшими о появлении посторонних, и трясясь над своими сокровищами.

— А куда они все подевались?

— Кто-то вернулся в Береговое братство, а кто-то домой, в Европу или Южную Америку.

— А где те, кто остался?

— Кто его знает, — пожал плечами Винсент. — Поумирали, должно быть. Кто от болезни, кто от пьянства, а кто и от яда. — Он неожиданно рассмеялся. — Знаете, наши женщины не всегда были в восторге от своих мужей-корсаров.

Я представила, как они умирали один за другим, пока не осталось никого, и мне стало грустно. Неожиданно джунгли вокруг нас наполнились жуткими воплями, стонами, заунывным плачем и другими кошмарными звуками, прочно связанными в человеческом сознании с загробным миром. Как будто выползли из-под земли неупокоенные души всех корсаров, нашедших на этом острове последнее пристанище. Заметив, как мы вздрогнули, Винсент снисходительно улыбнулся.

— Не бойтесь, это индри, — указал он на небольшого зверька с белой шерстью, скачущего с ветки на ветку у нас над головами. — Они безобидные, только кричат очень страшно. Они вроде обезьян. Мы называем их отец-сын.

Винсент прорубил проходы к еще нескольким деревянным постройкам. Брум осмотрел их все и остался доволен. Дома хорошо сохранились, бревна даже не подгнили. Расчистить все вокруг, прибраться, немного отремонтировать и можно вселяться.

— Если все остальные такие же, — сказал он, потирая руки, — лучшей базы нам нигде не найти!

В тот же вечер он созвал сходку и внес предложение поселиться здесь.

— Тут и отдохнуть можно, и от погони укрыться, и защищаться хоть от целого флота, пока порох и заряды не кончатся, — начал он свое выступление перед общим собранием команды. — Если пораскинуть мозгами и приложить руки, мы можем превратить это место в неприступную крепость, где нас никто не достанет. Построим форт, установим на скалах орудия, и пусть тогда кто-нибудь попробует сунуться! И жить сможем не в вонючих кубриках, а в просторных домах, спать не в гамаках, а на кровати и есть каждый день свежую еду, а не тухлую солонину.

Корсары устроили капитану бурную овацию, а когда тот намекнул, что здесь и дамы имеются, хотя и не совсем белые, вообще пришли в неописуемый восторг.

«Скорое возвращение» выволокли на берег. Часть команды занялась кренгованием, остальные принялись приводить в порядок жилища, давно заброшенные прежними обитателями. Корсары на все руки мастера, а если еще для себя и в охотку, работа у них не просто спорится, а прямо кипит. Габриэль Грант успевал помочь советом и делом и тем, и другим. Через неделю шхуна была готова снова выйти в море, а через две мы начали переселяться в свои новые дома.

Туземцы пока не показывались, но в один прекрасный день малыш Робби, подручный Гранта, зашел в кустики облегчиться и выскочил оттуда, размахивая руками и вопя как сумасшедший. Сбежавшиеся на крик корсары двинулись вслед за Робби и остановились в молчании на краю заросшей травой поляны. Кресты и грубые надгробья, водруженные над могилами обретших здесь последнее пристанище корсаров, заросли мхом и утопали в зелени. Большинство могил оказались безымянными, но кое-где сохранились надгробные надписи. Хочу привести некоторые из них:

Р. Т.

Бристоль

1706

Капитан X. Джонс

Милфорд Хейвен

Покинул юдоль земную, 1702

Постояв над могилами с обнаженными головами, вся команда, не сговариваясь, принялась за работу. Кто рвал траву, кто водружал на место поваленные и покосившиеся кресты, кто очищал замшелые надгробья. К вечеру кладбище выглядело как и подобает месту упокоения усопших.

А на следующий день корсары обнаружили, что поляна обсажена по периметру саженцами дынного дерева, а затем навстречу им вышли туземцы во главе с вождем. С помощью Винсента, выступившего в качестве толмача, он поблагодарил нас за то, что мы наконец-то позаботились о неупокоенных душах наших предков, которые больше не будут бродить по ночам и досаждать живущим, преследуя их по пятам и жалуясь на свою несчастную судьбу.

Позже Винсент объяснил, что малагасийцы вообще относятся к душам предков с огромным почтением. Вплоть до того что по сей день существует обычай выкапывать в дни особых торжеств тела умерших родственников и танцевать с ними. Мы, разумеется, не собирались плясать под луной со скелетами давно покинувших этот мир пиратов, но с того дня туземцы перестали скрываться и у нас с ними установились вполне добрососедские отношения.