Джунгли изобиловали дичью и плодами, напоенный ароматами цветов и пряностей воздух кружил голову, и мы ни в чем не ведали недостатка в этом благодатном климате. Туземцы относились к нам дружественно, во всем помогали и даже готовы были служить, поскольку наше присутствие надежно защищало их от налетов работорговцев и набегов воинственных соседей.

Винсент отправился навестить своих соплеменников, которые вынуждены были, спасаясь от участившихся нападений охотников за живым товаром, переселиться в джунгли. Он надеялся, что мать его еще жива, и очень хотел повидаться с ней и другими родичами. Вернувшись, он заглянул в наш дом, который мы делили с Минервой. То была примитивная одноэтажная постройка всего из двух комнат. В одной мы спали, в другой ели и занимались повседневными делами. Но после тесных корабельных кубриков и крошечных кают нам и эти скромные комнатушки казались дворцовыми палатами. Во всяком случае, в нашем жилище было, светло, прохладно, уютно и достаточно просторно. Имелась даже огороженная веранда, с которой открывался замечательный вид на океан. Там меня Винсент и нашел.

Я лежала в гамаке и скучала в одиночестве, поскольку сестра моя спала, о чем я и сообщила гостю прямо с порога, но тот, к моему удивлению, явился с визитом вовсе не к Минерве, а ко мне. Поздоровавшись, Винсент предложил пойти прогуляться.

Мы спустились по высеченным в скале ступеням в небольшой сад, который я разбила на одной из террас склона. Я постепенно расширяла его, сажая найденные в джунглях растения. Никогда и нигде не встречала я такого изобилия пряностей. Корица и гвоздика, ваниль, калган и имбирь источали острые ароматы, в которые вплетался тягучий сладковатый запах лесных орхидей. Я надеялась, что когда-нибудь весь склон станет моим садом и превратится в райский уголок. Однако, поделившись своей мечтой со спутником, услышала в ответ, что рай уже давно создан, хотя и не мною, так что нечего глупостями заниматься.

Найдя по соседству тенистый уголок, мы присели на ствол поваленного дерева. Там Винсент и открыл мне свое сердце. Признался, что давно любит Минерву, что полюбил ее с первого взгляда, с первой встречи, еще на Ямайке, в горном убежище маронов. Что любовь к ней озаряет всю его жизнь, окрыляет и придает сил и мужества, что только она позволила ему преодолеть все преграды и выдержать все испытания. Что видит ее во сне и грезит ею наяву, что жить без нее не может и больше уже не хочет. Покончив с лирической частью, влюбленный шкипер перешел к прозаической. Оказывается, к матери и родственникам он отправился не только потому, что соскучился, но и для того, чтобы получить благословение на женитьбу. Короче говоря, Винсент, похоже, окончательно созрел, чтобы сделать моей своенравной сестричке официальное предложение. Немного помявшись, он задал мне давно напрашивающийся вопрос:

— Как ты думаешь, Нэнси, согласится она выйти за меня замуж, осесть здесь и бросить скитаться по морям и океанам?

Я ответила не сразу и не дала прямого ответа. Душу мою раздирали противоречия. К чему он клонит, я поняла с первых слов, и меня радовало, что их взаимные чувства по-прежнему прочны и неизменны. С другой стороны, я так привыкла к постоянной близости Минервы, прожив с ней бок о бок столько времени, что совершенно не представляла, как я без нее обойдусь, когда они поженятся.

— А почему ты спрашиваешь меня, а не ее?

— Потому что ты самый дорогой для нее человек и занимаешь в ее сердце первое место, — ответил Винсент. — Она любит тебя больше всех на свете. Больше меня. Больше себя самой. Такая любовь редка и драгоценна. Ты для нее дороже собственной жизни. Твое счастье — это и ее счастье. И если ты захочешь уехать… — Он прикусил язык, но я и так поняла.

— Она отправится вместе со мной? Ты это хотел сказать? Успокойся. Уверена, что она так не поступит. Минерве здесь нравится. И что бы я ни решила, вряд ли ей захочется покинуть Мадагаскар. — Я ласково похлопала его по руке. — Я знаю, что она тоже любит тебя. Так же сильно, как ты ее. Ее счастье — это и мое счастье тоже. Ведь мы с ней сводные сестры, Винсент. У нас был один отец.

— Вот как! — воскликнул он. — Но почему она мне ничего не сказала?

— Мать взяла с нее обещание никому не говорить. Она и мне только недавно открылась.

— Понятно! Теперь мне многое понятно!

— Как ее сестра я хочу дать тебе совет. Ступай к ней. Если не струсишь, — добавила я с улыбкой. — Думаю, она тебя не разочарует.

Он широко улыбнулся в ответ, но тут же нахмурился:

— Совсем забыл! Как ты считаешь, Брум не откажется нас поженить?

Я рассмеялась:

— Знаешь, а ведь это, пожалуй, единственная из капитанских обязанностей, которую ему еще не доводилось исполнять. Но я уверена, что он будет просто счастлив оказать вам обоим такую услугу. Между прочим, Минерва, наверное, уже проснулась. Если увидит, что меня нет, пойдет искать, и ты ее не застанешь. Так что поспеши!

Он торопливо пожал мне руку и помчался вверх по лестнице, перепрыгивая сразу через две ступеньки. А я спустилась вниз и до самого заката бродила по берегу. Когда я вернулась домой, Винсент уже ушел, а Минерва буквально светилась от счастья. Такой ликующей и одновременно умиротворенной я ее еще никогда не видела. Я не стала говорить, что все знаю — это омрачило бы ей удовольствие, — и спокойно дождалась, когда она сама мне все расскажет.

Мы сидели на веранде и провожали заходящее солнце. Бледные мотыльки порхали над клумбой, источавшей одуряющий аромат распускающихся ночных цветов. В ту ночь мы долго не могли заснуть, болтая обо всем на свете: о любви, о надеждах на будущее, о своих избранниках… Да мало ли о чем шепчутся по ночам молоденькие девицы семнадцати лет от роду.

А потом мы уснули, и мне приснился сон. Утром я так и не вспомнила, что в нем было, помнила только, что снились мне не черные корабли и зловещие фигуры в черном, а что-то хорошее и светлое, обещающее долгую, счастливую жизнь и исполнение всех надежд и желаний.

Минерва пребывала на седьмом небе от счастья, я радовалась вместе с ней, назначенный срок приближался, и мы деятельно готовились к свадебным торжествам. Брум с энтузиазмом согласился «узаконить отношения» — это не я, это он так выразился! — и даже откопал где-то в своих сундуках потрепанный карманный требник. Мать и многочисленные родственники Винсента, извещенные о предстоящем празднестве, выразили желание тоже присутствовать и обещали прибыть всей деревней. Казалось, ничто не омрачало нашего безоблачного существования на лоне природы, и тут, как нарочно, меня опять стали преследовать кошмары. Но если раньше я видела черный корабль и его капитана как бы со стороны, то теперь мои видения переносили меня уже на палубу, а размытые прежде контуры обретали четкие очертания.

Мне снилось, что я стою у фальшборта рядом со шканцами черного корабля, идущего под черным флагом, на котором нет ни оскаленного черепа, ни скрещенных костей или клинков, ни танцующего скелета, ни девиза; на нем вообще ничего нет. А в команде его не безымянные корсары, а сплошь одни знаменитости: капитан Кидд и Эдуард Тич по прозвищу Черная Борода, Ситцевый Джек Рэкхем и Черный Барт Роберте, Эдуард Лоу и многие другие, о которых я когда-то читала или слышала. И плывет он по неизвестному океану, ориентируясь по незнакомым звездам, которых я никогда раньше не видела. Не видела я и капитана. Он ни разу не повернулся ко мне лицом. Но я знала, кто стоит на квартердеке…