– Мы продаем то, что аудитория готова купить, – развел руками Стэн. Дескать, ты ж понимаешь. В отражении линз он видел лысоватого препода, уводящего взгляд на каждой реплике.

– А как же революция в жанре?

Он мог бы быть профессором этики, которого никто не любит.

– Она… в процессе.

Одним из тех, кто давно понял, как устроен мир…

– Реалистичный комикс?

… но продолжает втюхивать свой предмет, потому что это удобно.

– Насколько возможно.

Одним из тех, кто трахает учениц в прачечной кампуса.

– Великий американский роман?

И называет это сексуальными отношениями воспитательного характера.

– Ну… а… – гость снова развел руками, но в этот раз как-то неряшливо.

Он мог бы основать секту.

– Супергероика с человеческим лицом. Персонажи с повседневными проблемами, сближающими их с обывателем. Читатель должен чувствовать, что это история про него. – Стив ронял цитаты из темноты, словно могильные плиты. Это были цитаты Стэна.

– Завидую твоему энтузиазму, Стив, но если ты забыл, мы говорим о нуар-вселенной антропоморфных динозавров, – с легкой иронией ответил Стэн. – Когда я предлагал изменить жанр, уверяю, я имел в виду совсем не это.

Он подождал и, убедившись, что собеседник не станет возражать, менторским тоном продолжил:

– Ты же понимаешь, что наша аудитория – дети? Так что ответь, пожалуйста, мне на простой вопрос: чем твоя история заинтересует подрастающее поколение? «Динозавр может откусить башку Бобби Стерну, а без башки Бобби не сможет отобрать мои деньги на завтрак», – вот как станет рассуждать ребенок. – Он ухмыльнулся собственной бойкой фразе. – Ящерица в качестве антагониста или даже второстепенного антигероя – на мой взгляд, это вполне, вполне. Но ящерицы, которые ноют об утраченной любви. Тоска и страдания, как будто ты на похоронах в сиротском приюте…

Стэн сбился, когда говорил про похороны: пассаж прозвучал непреднамеренно зловеще. Только тут он осознал, насколько тихо в кабинете. Как на кладбище. Звуки его голоса уходили в темноту, где затухали в мягкой бумаге.

– Антропоморфные динозавры, – неуверенно продолжил профессор. Ему показалось, что окружающий мрак потихоньку начал наступать. Клубящиеся песчинки тянулись к блестящим инструментам художника, как к волшебному сокровищу. – Аудитория по определению не сможет отождествлять себя с ними, понимаешь? – намного тише закончил он.

– Понимаю, Стэн.

– Парень двенадцати лет вряд ли увидит себя в твари, которая избивает нищих в подворотнях.

Он помолчал и добавил:

– Нам бы помолиться, чтоб не увидел… К тому же, динозавров никто не любит.

– Вот как? – едва различимые линии губ сложились в то, что могло быть жесткой усмешкой, как если бы Стив сам был динозавром.

– Разумеется, – с готовностью подтвердил Стэн. – Они были мерзкие и тупые. И постоянно думали, как бы кого сожрать. А затем их перемололо эволюцией.

– Тебе бы редактором работать… – саркастически ответил художник.

Если и так, то это определенно не лучшая часть работы. По крайней мере, не сегодня. Люди вообще плохо переносят отказы.

– Послушай… – смягчился ментор.

Он разогнул стойку лампы так, что она ушла вверх, и сдвинул к стене. Свет тускло рассеялся по комнате, ломаясь о линии интерьера. Сотни рисунков задрожали в неверных отблесках. Портреты, герои, раскадровки, искаженные перспективы и замысловатые ракурсы. Лица взирали на происходящее с упреком. Стэну стало не по себе.

– Послушай, Стив… – мягко начал он.

«ДУМАЙ!» – было выведено на узкой табличке, притороченной к плафону, и гость снова сбился, когда заметил эту надпись.

– В общем… Знаешь, я не сомневаюсь в твоем таланте. И что ты можешь рассказать эту историю так, чтобы читатель захотел прожить жизнь с твоими персонажами. Я верю, это у тебя в крови. Я был бы счастливчиком, если бы умел так, честно…

Он вытащил из папки рисунок. Серый кабинет со скошенным кровлей потолком и приглушенными цветами. Тяжелый силуэт за разлинованным фонарным светом столом, тень окна напоминает паутину на канализационном люке. Заточённый за стеклом в деревянном переплете ночной город панорамой замер на заднике. Белая молния целит точно в шпиль Капитолия с нависших полотном небес. Тяжелый силуэт ждет. Тонкий дым поднимается из черной, под мрамор пепельницы.

– Но я кое-что смыслю в другом. Если мы действительно хотим что-то продать…

Профессор произнес это «мы» так, будто Стив был одной из его учениц…

– Мы должны дать публике то, что она хочет, понимаешь?

… и сейчас он собирается ее поиметь.

– Ты имеешь в виду Человека-жвачку? – холодно уточнил Стив. Когда гость сдвинул лампу, он отстранился от света, и теперь сидел, покрытый мешаниной теней, видимый, но не различимый.

– Не стоит так радикально, – по-доброму улыбнулся Стэн. – Но ты должен согласиться, что нам следует сбавить накал жестокости. Эстетика «кишки наружу» все-таки не наш путь. – Он задержался и, снова не встретив возражений, твердо продолжил, проговаривая слова так, будто пытался вдавить их в собеседника. – Добавим экшна. Выстроим четкую детективную интригу. Введем крупную женскую партию. Секретаршу, пусть тоже рыщет. Хрупкую девчонку с большими достоинствами.

Он продемонстрировал, насколько большими должны быть достоинства: любая хрупкая девушка надломилась бы от их веса.

– Америка обожает такие вещи.

В прачечной кампуса.

– Что-нибудь еще?

– Финал… – он принялся перебирать эскизы, пока не вытащил несколько работ из папки. – Надо будет переписать финал.

Темный лист, разбитый на крупные панели.

– Понимаешь, концовка – это то, что остается с читателем на всю жизнь. Людям нужен хэппи-энд. И всем плевать, нуар это или сентиментальная проза.

Люди выходят с вечернего сеанса. Силуэты с зонтами стоят под тусклой кляксой фонаря, точно массовка из нуара.

– А что получает протагонист, кроме одиночества и залитого дождем мира?

Одинокая фигура на залитой площади, заштрихованная дождем, приближается к ним со спины.

– Девушка мертва, и лучший друг снова обвел вокруг пальца.

Гипертрофированная ладонь хочет коснуться затянутого плащом плеча. Вздувшаяся кокетка замерла под порывом ветра.

– Как по мне, слишком круто даже для такого мерзавца.

Люди оборачиваются. На их лицах медленно проступает ужас.

– В общем, ты это… думай. – он указал на приклеенную к лампе надпись. – А мне пора. Джоани, конечно, святая, но не настолько.