Иногда у меня возникает тоскливое ощущение, что я совершаю промежуточную посадку в Париже, куда постоянно попадаю транзитом. Осло для меня ближе, чем Сен-Ремиле-Женевьев, куда моя нога даже не ступает. Мой «дом» находится в салоне самолета. Иногда в тиши номера отеля где-то в мире мне кажется, что я не знаю, где нахожусь. Стокгольм, Париж или Касабланка? Только акцент горничной помогает спуститься на землю на нужной широте.

Этот особый вид «воздушной болезни» время от времени выливается в острое желание отдохнуть, уйти от жесткого расписания. Помню о сумасшедшей радости нашей маленькой группы, когда мы, покидая Люксембург и направляясь в Трир в Германии, узнали, что все чемоданы, выгруженные из вагонов для таможенного досмотра, не были погружены обратно. Браво! Наконец нежданная удача! Наконец каникулы! Увы, директор сошел с поезда на следующей станции, арендовал грузовичок и привез багаж за десять минут до начала дефиле. Нет, повторяю, никаких надежд! Всегда что-то происходит, всегда бывает какой-то сбой во время наших бродячих показов, но я еще ни разу не видела, чтобы модели не прибыли к назначенному часу.

Знаю, мне не очень верят, когда я говорю о тяготах кругосветных путешествий. Я и сама пребываю в сомнениях. В худшие периоды жизни, когда на время не подписываю никаких контрактов, рев самолета над головой заставляет меня поднимать глаза к небу. Я завидую людям наверху и охотно вспоминаю приятные мгновения, проведенные между небом и землей.

Всем известно, что время – лучший лекарь и в памяти остаются только лучшие воспоминания. Плохие покоятся на дне сумки. Иногда мне нравится ткнуть пальцем в ту или иную точку карты и поворошить прошлое. Тогда самое неудачное, самое утомительное путешествие превращается в веселую прогулку. За названием страны возникает знакомое лицо, приятно проведенный час, пейзаж, красивый дом. Рим, Милан, Сан-Ремо, Цюрих, Лозанна, Люцерна, Женева, Берн, Лугано…

Под луной скользят нильские фелуки[287], нас убаюкивают песни моряков, которые на рассвете показались нам такими жалкими, как и их суденышки. Ночь превратила их в странные божества света и тени под ласковым трепыханием паруса. Горы икры, потом бассейн, полный воды, столь редкой и драгоценной в стране бога Солнца, где ее бездумная трата показывает, что деньги можно бросать на ветер. В сердце пустыни я плескалась в сказочном бассейне, принадлежавшем самому крупному египетскому семейству. Пока мы барахтались в кубических метрах этой жидкости, продающейся в городах крохотными стаканчиками, огромные, постоянно бьющие фонтаны подавали в бассейн свежую проточную воду. Водный рай в сердце засушливого ада.

Контакты с людьми вызывают некое разочарование в стране Али-Бабы. Богачи хвастаются своим изобилием, не стыдятся обсуждать цены, торговаться, как продавцы ковров на рынке, и хотя с их уст срываются галантные комплименты, обхождение далеко от совершенства. К счастью, они говорят по-французски, снобизм требует, чтобы наш язык был знаком отличия в изысканном обществе. После ухода властей Ее Британского Величества все стараются забыть английский, оставляя его слугам.

Женщины просто-напросто невыносимы. Истинная отрава! Четыре часа колебаний и советов при заказе пары платьев (видела и таких, которые засиживались в салоне до 10–11 часов вечера!). А наутро звонок от их горничной с сообщением, что покупка не состоится.

Эта страна сказочной роскоши, зеркало Востока, выглядит откровенно смешной, когда пытается по-обезьяньи сравниться с Западом. Возьмите каирское «Лидо». Настоящий киношный гэг![288] Громадный зал, где в боевом порядке выстроились стулья, первые пятнадцать рядов предназначены исключительно для мужчин. За ними стоят несколько более или менее нормальных кресел, а вдоль стен тянутся лоджии, самые дальние из которых отдаются курильщикам наргиле[289].

На каждом столике возвышается большой сосуд, наполненный ароматизированной водой, через которую проходит вдыхаемый дым. К концу трубки с чубуком присосался какой-нибудь паша в тюрбане, окидывающий безразличным взглядом зачастую посредственных исполнителей. Самое своеобразное из представлений – арабский джаз. Мелодии Трене[290] или американцев в исполнении восточных пиликающих инструментов стоят дорогого.

Танцы живота… несколько уроков которого мне дала прекрасная специалистка Самия Гамаль[291], партнерша Фернанделя[292] в фильме «Али-Баба и сорок разбойников». Афиши представляли ее любимой танцовщицей короля Фарука. Очаровательная женщина, самая симпатичная и самая веселая из встреченных там. Позже я сталкивалась с ней в Довилле и Париже. Она была такой же красивой, цветущей и такой же полной. Увы, она быстро отказалась учить меня своему искусству. Для танца живота нужен живот. А у меня его не было!

Однажды я попала в Стокгольме как-то вечером в жалкое казино – карикатура на заведения в Сен-Жермен-де-Пре, где расхристанная молодежь, опьяненная синкопами[293], бесилась в ритме так называемого бибопа[294]. Самой странной была небольшая хореографическая вакханалия, проходившая в подвале трехэтажного ночного клуба. Выше, в полуподвале, обычные люди, простые и веселые, слушали аккордеон, создававший какую-то псевдокрестьянскую атмосферу. На первом этаже располагался элегантный ресторан, предлагавший превосходный танцевальный оркестр для увеселения интернациональной фауны. У каждого этажа своя специализация.