Когда 9 ноября прибыл испанский посол, было ясно, что дни Марии сочтены. Согласно ее самой близкой служанке Джейн Дормер, королева успокаивала своих посетителей; она рассказывала им о своих снах, в которых «видела маленьких детей, подобных ангелам, которые играли перед ней и пели сладкозвучные песни и дарили ей такое успокоение, какое не могло дать ничто мирское». Должно быть, она надеялась, что скоро ее примут ангелы. Ее не стало в 6 часов утра 17 ноября во время мессы.

Кардинал Поул получил известие о ее смерти в Ламбете; он и сам был близок к кончине из-за эпидемии лихорадки, и, считалось, этот очередной удар был достаточным, чтобы уничтожить его. Он скончался 12 часов спустя, в 7 вечера. Когда новость о смерти сестры дошла до Елизаветы, она упала на колени и воскликнула: O domino factum est istud, et est mirabile in oculis nostris — «Это — от Господа, и есть диво в очах наших».

В 8 часов утра, спустя два часа после кончины Марии, был созван парламент с объявлением о том, что Елизавета сейчас является «королевой сего королевства». Палата общин ответила: «Боже, храни королеву Елизавету, да царствует она долго над нами». Звенели колокола, горели костры; у домов богатых горожан были накрыты столы, где угощали вином и элем.

Однако были люди, оплакивавшие Марию. В надгробной проповеди епископ Винчестерский восхвалял многочисленные добродетели усопшей и ее набожность, упоминая, что ее колени отвердели от беспрестанного коленопреклонения. Вместе с тем новая королева — «леди в наивысшей степени благочестивая, и нам должно подчиняться ей, поскольку, как вы понимаете, „живая собака лучше мертвого льва“[64]». За это неразумное замечание он был лишен сана. Тем временем английский двор скупал в Антверпене шелк, готовясь к коронации.

Свое путешествие в Лондон Елизавета начала в последнюю неделю ноября; ее сопровождала большая группа аристократов и дворян. Встретившая ее в Хайгейте процессия епископов с почтением преклонила колени; она подала руку для поцелуя каждому из них, обойдя вниманием епископа Боннера. Слишком известна была его репутация «Кровавого Боннера». Это был первый раз, когда королева обозначила свои истинные религиозные убеждения.

Елизавета пребывала в Чартерхаусе на протяжении пяти дней до официального вступления во владение Тауэром, что было предварительным шагом к ее коронации. Она торжественно ехала верхом по улицам города, где ее приветствовали детские хоры и ученые. Въехав в Тауэр, она сказала своим сопровождающим: «Кто-то был низведен правительницей страны до узника этой тюрьмы. Я же выросла из узника этой тюрьмы в правительницу страны». Сообщают, что она сразу прошла к камере, в которой когда-то пребывала в заточении, и упала на колени в молитве.

К выдающемуся ученому и магу Джону Ди обратились с просьбой составить гороскоп с целью выявить наиболее благоприятный день для коронации. Такой день был установлен — воскресенье, 15 января 1559 года, а предшествующий день был выбран для торжественного шествия ее по улицам Лондона от Тауэра до Вестминстера. Облаченная в богатую королевскую мантию из золотой парчи на горностаевом меху, Елизавета восседала в открытом златотканом паланкине, который сопровождала тысяча всадников.

Это был день парадной церемонии, в который королева исполнила свою роль с огромным мастерством и удовольствием. Она махала зрителям рукой и выкрикивала приветствия: «Господь да хранит вас, мой народ!» Она удивленно и радостно всплескивала руками, слушала, как ребенок щебечет короткую молитву, «с неусыпным вниманием на лице; лик ее непостижимым образом менялся так, что можно было подумать, будто слова ребенка имеют отношение к ней лично». Она грациозно принимала маленькие букетики цветов и веточки розмарина, которые вручали ей бедные женщины Лондона. Ни от кого не укрылись ее радость и удовольствие. «Спаси вас всех Господь!», «Всем сердцем вас благодарю!». Когда процессия проходила по улице Чипсайд, было видно, что Елизавета широко улыбается. «Я только что услышала, как кто-то в толпе сказал, — поделилась она со своим сопровождающим, — я помню старика Гарри Восьмого». В ней сохранилась способность олицетворять народный дух, которой обладал ее отец. Когда Библия на английском языке была на шелковой нити опущена в ее паланкин, она приняла ее обеими руками, поцеловала и прижала к груди. «Я благодарю город за этот подарок и почитаю его больше всех других». Когда были прочитаны молитвы за возвращение к истинной религии, она возвела глаза к небу и воскликнула: «Аминь!»

На ее пути было организовано бесчисленное множество сцен с представлениями. На Малом акведуке по улице Чипсайд была воздвигнута аллегория Времени и Истины. Елизавета поинтересовалась, кем является старик, держащий косу и песочные часы, но это она, конечно, уже знала. «Время», — был ответ. «Время! — воскликнула она. — Именно время привело меня сюда!» Проезжая мимо Темпл-бара, она крикнула народу: «Я буду для вас хорошей королевой, оставьте в этом все сомнения».

Однако существовала проблема, касающаяся коронации. Архиепископ Кентерберийский был мертв. Архиепископ Йоркский отказался короновать Елизавету в качестве верховного главы церкви, а выжившие католические епископы последовали его примеру. Исполнить эту роль в аббатстве в конце концов удалось уговорить епископа Карлайльского, с тем условием, однако, что королева принесет старинную клятву, которую давали ее предшественники-католики. То было лишь началом противоречий в вопросах вероисповедания.

Было и другое препятствие. В соответствии с каноническим правом Елизавета считалась незаконнорожденной, поэтому передача ей престола была запрещена. В связи с этим наиболее подходящим кандидатом на трон стала шотландская королева Мария Стюарт, которая приходилась правнучкой Генриху VII и весьма кстати оказалась католичкой. Мария была замужем за дофином Франции, которого вскоре короновали как Франциска II; именно в то время молодая пара начала совмещать английский и французский гербы в знак владения ими. С тех самых пор между Елизаветой и Марией началась дуэль длиною в жизнь.

В день своей коронации Елизавета совершила пеший переход от Вестминстерского холла до аббатства. Ноги ее ступали по богатому малиновому ковру, который сворачивался присутствующими после того, когда она проходила. Ее волосы не были убраны в знак ее невинности. Когда она прибыла к церковным вратам, все колокола в Лондоне прозвонили в унисон. На вопрос о том, желают ли члены конгрегации видеть Елизавету своей королевой, они воскликнули: «Да!» Тогда по помещению разнеслись звуки органов, флейт, барабанов и труб. Торжественный ужин, посвященный коронации, начался в Вестминстер-Холле в три часа дня и закончился в час ночи.

Она провела встречу со своим тайным советом в Хэтфилде еще перед появлением в Лондоне. Двадцать девять назначенных Марией советников вскоре либо сами вышли из совета, либо сложили с себя полномочия по требованию; в совете остались лишь шестеро могущественных вельмож, среди которых были графы Арундел и Бедфорд, а также несколько чиновников, обладавших бесценным опытом. Клирики и католики покинули совет. Он представлял собой светский орган, состоявший из представителей дворянства и знати, прошедших обучение в Кембридже и Судебных иннах; они в большинстве своем были родственниками, и несколько позднее восемнадцать из двадцати пяти членов были связаны узами родства между собой или с самой Елизаветой.