– Так то нормальный, – вздохнула я и пошла кподъезду. Из него как раз выходила девчонка с собакой, и воспользоватьсядомофоном мне не пришлось.

Я долго давила на кнопку звонка, но дверь мне не открывали.Чертыхнувшись, я набрала номер домашнего телефона Инны. С тем же результатом.Девушки не было дома. И неизвестно, когда она появится. На всякий случай япозвонила в дверь еще раз и вдруг услышала истеричный вопль:

– Оставьте меня в покое…

Не хочет человек никого видеть, что ж… Я пялилась на дверь,чувствуя, как во мне растет тревога. Постучала, но на этот раз и вопля недождалась. Спустилась вниз и стала оглядываться в поисках Тимура. На счастье,обретались они с Сашкой неподалеку. Услышав мой призыв, он подошел, взяв Сашкуна руки.

– Она дома, – сказала я.

– Но тебя выставила?

– Хуже. Не поинтересовалась, кто ее домогается, нопросила оставить ее в покое.

– Нормальное желание.

– Тимур, ты ведь можешь открыть дверь? Мою ты всегдаоткрывал. – Он постучал пальцем по лбу, демонстрируя свое отношение к этойидее. – Послушай, у меня предчувствие. Как бы тебе это объяснить… короче,дверь открыть надо. Помоги, а? Ну не милицию же вызывать? Здесь вам не там,задолбают вопросами, и мы от ментов так скоро не отделаемся.

– Это точно. Особенно, если вломимся в чужую квартиру.

Он посмотрел на меня, покачал головой и направился к машине.Сунул пса на заднее сиденье и вернулся. Мы поднялись на лифте, Тимур взглянулна замок, а я предложила:

– Дать пилку для ногтей?

– Заткнись, – прошипел муж, а я понадеялась, чтона нашу возню возле чужой двери соседи не обратят внимания. – Замок –дерьмо. – Тимур достал ключи из кармана, снял с них металлическое колечко,распрямил его, сунул в скважину и открыл дверь легко и непринужденно. –Бурная молодость пришлась кстати, – подмигнул он, но в тот момент мне былоне до шуток.

Мы вошли в квартиру, Тимур привалился к входной двери, а язаглянула на кухню, потом в студию. Инны там не оказалось. Дверь туалета былаприоткрыта, свет не горел. Оставалась ванная. Она была заперта. Я громкопостучала, но ответа не дождалась. В ванной стояла тишина, вряд ли девушка стукне слышала.

– Ломай, – повернулась я к Тимуру.

– До кучи можно, – пожал он плечами, дернул заручку со всей силой и распахнул дверь.

Инна лежала в ванне, закрыв глаза, горели свечи, штук пять,рядком выстроившись на краю ванны, в пене ее тела видно не было. А япочувствовала себя дурой, но ненадолго, вдруг отметив, что пена в двух местахимеет подозрительно розовый цвет, а девушка на наше появление внимания необращает, лежит себе и вроде дремлет. Я схватила ее руку, и все стало ясно, назапястье порезы от бритвы, успевшие в воде порозоветь.

– Вот дура, – в сердцах сказал Тимур. –Вызывай «Скорую».

И тут девушка ожила.

– Не трогайте меня! – заголосила она.

– Вытащи ее отсюда, – попросила я.

– Не трогайте.

– Вызывай «Скорую»! – рявкнул Тимур, подхвативдевицу.

– Не надо, не надо, – билась она в егоруках. – Он меня в психушку отправит.

– Туда тебе и дорога, – бессердечно ответствовалТимур, но девушку из ванны вытащил и перенес в студию.

– Не звоните, не надо, – зарыдала она, закрыв лицоруками. Тимур быстро оглядел раны на ее запястьях, ноги она тоже изрезала.

– Фигня, – сказал с облегчением. – Девушкапросто баловалась.

– Я не хочу жить, – вновь запричитала Инна.

– Врезать бы ей как следует, чтоб орать перестала, –гневно предложил Тимур.

– Отойди, – попросила я. – Лучше поищи, чемее перевязать.

Я достала одеяло и укрыла Инну, она кусала губы, нервновздрагивала и все порывалась вскочить и бежать куда-то. В ящике на кухненашелся бинт. Пока я перевязывала Инну, она немного успокоилась, но ещевсхлипывала, закрыв глаза и отворачиваясь от меня.

– Зачем вы это сделали? – не удержалась я, хотяпонимала, что разговор сейчас заводить не стоит.

– Я не хочу жить, я все равно умру, завтра,послезавтра, все равно…

– Причина в вашем отчиме? – вздохнула я. Слезыполились из ее глаз сплошным потоком. – Или есть еще причина? Вы считаетесебя виновной в смерти его жены?

– Что? – крикнула она. – Я виновата? Да этутупую курицу давно следовало утопить. Ненавижу, я их всех ненавижу.

– Всех ненавидите, а его, надо полагать, любите. Тольковаша любовь далека от дочерней, вот он и отправил вас восвояси, а вы надумаливены резать. – Я ее провоцировала, будь она в другом состоянии, наверное,поняла бы это, но сейчас мои слова вызвали у нее злость, даже ненависть.

– Да что вы знаете? Он трахал меня с девяти лет.Слышите вы? В ваших ментовских протоколах это называется противоестественнымспособом. А потом решил, я и для других игр созрела, и убил мою мать.

– Откуда вам знать, что он убил? Не сам же он сказал?

– Я знаю, знаю. Моя мать лежала в морге, а онразвлекался со мной всю ночь, а утром сказал: «Нашей мамочки больше нет».

– Ваша мать догадывалась о том, что происходит, поэтомуон и убил ее?

– Ни о чем она не догадывалась, такая же была дура, какэта Людмила. Тупая курица. Если бы вы знали, если бы знали… Он был такимзамечательным отцом, добрым, ласковым. А мама… маме было не до меня. И я еголюбила, любила и готова была терпеть… все что угодно, лишь бы он любил меня. Мыостались вдвоем, он и я… почему, почему, господи… – Она опять зарыдала.

– Принеси воды, – попросила я Тимура.

– Не надо воды, ничего не надо… я была счастлива. Апотом все кончилось. Все. Потому что я выросла. Я стала ему не нужна. И он отправилменя в этот город, подальше от себя… И женился. Женился на этой безмозглойсучке. Я надеялась, я… он приезжал, и я радовалась, что он трахнет меня. Вот ивсе, что мне осталось.

– Вы догадывались, что происходит у него с Викой?