двор, окруженный ветхим забором. За забором — задворки вагонного отстойника Ленинградского вокзала. Четыреста метров среди рядов вагонов, ждущих своей очереди на формирование или ремонт, и я вижу вдали конец платформы пригородных поездов, и стоящую электричку. Новенький, безумно красивый «Глобус» светит габаритными фонарями. Только подожди меня, чудесное творение рижских вагоностроителей, не уезжай, ради всего святого! Бег с ускорением, я вспархиваю на платформу, влетаю в вагон, и тут дверцы с шипением захлопываются за моей спиной. Электричка трогается, стремительно набирает скорость, разрывая дистанцию между мной и возможными преследователями, а я стою в тамбуре, жадно глотая шершавый воздух воспалённым горлом. Постепенно успокаиваюсь, гляжу сквозь стекло двери в салон вагона. Надо грамотно выбрать попутчиков, и тут мне снова везёт: скромно одетые мужчина и женщина лет сорока, приветливо мне кивают:

— Везучий ты парень! Ещё секунда, и опоздал бы, а следующая электричка только утром в пять.

Отдышавшись, сажусь к ним:

— Да, повезло. Я уж напрямки бежал, чтобы сократить путь. Вот только билет купить не успел.

— Да ничего страшного! Мы контролёру скажем, что ты опаздывал, да и всё. Что он не человек что ли? Как тебя зовут?

— Спасибо за заботу. Меня зовут Юра.

— Я Павел, а это моя супружница, Клавдия.

— Очень приятно.

Через полчаса пути Клавдия завозилась в сумке и вынула бутылку и эмалированную кружку.

— Что-то мне попить захотелось. Вот яблочный узварчик[100] есть. Пашенька, хочешь узварчику? А ты, Юра?

— Кружка-то одна. Как пить будем? — говорит мужчина.

— Ничего страшного. — говорю я, достаю из сумки нотную тетрадь, и из одного листа делаю кулёк — Могу воспользоваться этим.

— Молодец, находчивый парень. — одобрительно говорит Павел — А мы с Клавдией по очереди из кружки попьём.

— У меня ещё конфеты есть. Вы, наверное, таких конфет и не ели. Из Казахстана, из самой Алма-Аты.

— Вот диковинка! Откуда у тебя?

— Везу хороших людей угостить, вас, например.

— Алатау. — читает на обертке Клавдия — Что такое Алатау?

— Горы в Казахстане. Вы кушайте пожалуйста.

Клавдия аккуратно откусывает маленький кусочек, неторопливо прожевывает и запивает узваром.

— Очень вкусно! Дорогие, наверное, конфеты-то?

— Не очень. Вы попробуйте вон ту, Ягодный грильяж, и вон ту, Мармелад в шоколаде.

Женщина по очереди пробует конфеты, и на её лице проступает блаженство.

— Ох, Юра, тебя нам в попутчики сам бог послал. Ну, какие вкусные конфеты! Никогда таких не едала.

Действительно, пара одета очень скромно. Шоколадные конфеты у них на столе должно быть нечасто.

— Дядя Паша, тётя Клава, а вы где работаете, если не секрет?

— Ну, какой секрет? В колхозе работаем, «Труд Ленина» называется. Я механизатором работаю, а Клавдия моя полевод. Вот к дочери съездили в Москву. Валентина у нас умница, школу с серебряной медалью окончила, сейчас учится на бухгалтера.

Павел горделиво посмотрел на меня: оценил ли я высоту достижений его Валентины? Одобряю:

— Прекрасная специальность, везде востребована: и в селе, и в городе, и в промышленности, и на стройке. Сама Валентина себе профессию выбирала?

— Сама. И с нами советовалась, конечно. Уважительная у нас дочь. А дома ещё двое парней подрастают, Артём и Вова, и ещё одна дочка, Лидочка. Парни тоже хорошо учатся, старший, Артём, хочет в военное училище поступать, а Лидочка ещё совсем маленькая.

— Офицер тоже прекрасная профессия. Мой отец был офицером. А я подавал документы в военное училище, но медкомиссию не прошел. Жаль.

Отношение ко мне и так было прекрасным, а тут стало едва ли не родственным: вот мальчик хотел себе судьбы как их сын, да вишь ты, судьба козни устроила.

Хорошие люди. Живут небогато, наверняка дочери отвезли всё самое лучшее, а сами уж как-нибудь. Клавдия надкусанные конфеты аккуратно заворачивает обратно в фантики и откладывает в сторонку. Такие привычки возникают неспроста: детство и юность Клавдии и Павла пришлось на войну, где им довелось хлебнуть лиха в оккупации, и послевоенную разруху, и голод. Война окончилась, нет голода, достаток наполняет дома, но привычки никуда не исчезают, и красноречиво рассказывают о нелёгкой судьбе человека.

У меня едва слёзы не выступили из глаз от жалости. Ещё нелегко живётся простым людям в Советском Союзе. Страна многое делает для улучшения их жизни, но совсем недавно отгремевшая Великая Отечественная война, идущая ныне Холодная война, пожирающая ресурсы страны, не позволяют сделать это быстро. Ничего! Новое правительство СССР быстрее создаст условия для зажиточности народа. Нужно только работать. А мне нужно не попасться в руки брежневских сторонников, уж не знаю, какая из сволочей прежнего Политбюро их теперь возглавляет.

Усталость взяла своё. Я улёгся на жёсткое деревянное сиденье, сунул под голову сумку и уснул. Проснулся я укрытый голубым болоньевым женским плащом. Павел и Клавдия, обнявшись, спали, укрывшись для тепла серым плащом мужа.

Сходил в туалет, кое-как умылся прерывающейся струйкой воды, и вернулся в свой вагон.

— Что подъезжаем? — сонным голосом спросил Павел.

— Подъезжаем, дядя Паша.

— Ночью милиционеры ходили, кое у кого документы проверяли. Ты уже спал, Юра. Мы с Клашей сказали, что ты наш племянник, они и не стали будить.

— Спасибо, дядя Паша.

Проснулась Клавдия.

— Доброе утро, Паша, доброе утро, Юра. Что, уже почти приехали?

— Да уже въехали в Калинин, скоро вокзал.

— Дядя Паша, тётя Клава, не побрезгайте, примите подарок вашим мальчикам, а особенно Лидочке.

Я выложил на колени Клавдии пакет с конфетами.

— А это Вам, Павел. — и я протянул мужику швейцарский нож, купленный в Торгсине на швейцарские франки — Не приглянется Вам, подарите сыну. Ему, как будущему офицеру пригодится.

На перроне мы расстались. Я сказал, что буду ждать электричку до Бологого, а им нужно идти на автовокзал, ждать автобус на Старицу, и уже оттуда, на местном рейсовом автобусе ехать в родной колхоз.

Калинин, 08.12. 13.07. 1972

Середина июля в Калинине чудесная пора. Тепло даже ночью, даже ранним утром.

Я по большой дуге отошел от железнодорожного вокзала за автовокзал, в маленький сквер, и расположился на синей деревянной скамейке. Надо обдумать сложившуюся ситуацию.

Попытка моего задержания была хорошо спланированной и отлично обеспеченной. Меня несколько дней водили по всей Москве, и отрыв от слежки был только один — когда меня возили на встречу с Сергеем Ивановичем. Причём это отрыв можно смело записать в актив нашим противникам: они сумели заставить нас проявить себя. Буквально расписаться: этот мальчик не сам по себе, он очень важен серьёзным людям. Следовательно, меня необходимо брать, потрошить, или, по крайней мере, торговаться за мою тушку.

Мой побег тоже нельзя