На выручку окруженному Збаражу из-под Люблина выдвинулся во главе 30-тысячного войска сам Ян ІІ Казимир. Узнав об этом от разведчиков, Богдан Хмельницкий оставил незначительную часть казаков во главе с генеральным обозным у истощенного Збаража, а сам стремительным маршем основных лучших казацких сил и татарского войска вышел к городу Зборову (современный районный центр Тернопольской области), заняв выгодные позиции в роще и глубоких ярах левого берега р. Стрипы. Численность казацкого войска даже без учета татар минимум вдвое превосходила число поляков.

Поляки растянулись длинной медленной колонной вдоль правого берега реки Стрипы, увязавшей в раскисшей от долгих дождей низине. Когда они попытались переправиться на другой берег, по их авангарду, а также с тыла и флангов ударили казацкие и татарские конные отряды. Битва была кровопролитной, превратившись вскоре после начала в настоящую резню. До вечера полегло до 7 тысяч польских жовнеров и драгун, в том числе и «цвет польской шляхты». Биограф хана Исляма ІІІ Герая Хаджи Мехмед Сенаи писал: «В тот день произошла такая жуткая битва, что проклятому, терпящему бедствие совсем и категорически не давали ни пощады, ни возможности опомниться, и с полудня до позднего вечера от блеска режущих сабель ослепло само небо, а от бешеного бега коней газиев потемнели его своды, у злонравного короля захватили тысячу повозок с казной, товарами и повергли в прах смерти семь тысяч отборных гяурских воинов, и благодаря Преславного и Всевышнего (Аллаха) из исламского войска стали шехидами всего пять или десять мусульман. Вечером барабаны ударили отбой и два войска разошлись и провели ночь лицом к лицу».

Лишь наступление ночи спасло поляков от полного окончательного разгрома. Поляки спешно стали лагерем и начали обносить его заграждениями из возов, рвами и валами. Сенаторы предлагали королю Яну Казимиру тайно бежать, однако тот отказался и, демонстрируя мужество и уверенность, ходил под обстрелом по лагерю и подбадривал воинов. Порой доходило до того, что монарх собственноручно выгонял палашом из-под возов прятавшихся там от боя шляхтичей. Учитывая количественный перевес казаков и крымских татар, а также их выгодную по отношению к коронному войску позицию, было решено сделать ставку на дипломатию и раскол союзников. Расчет оказался вполне верен, поскольку совпадал с интересами крымского хана, не желавшего чрезмерного усиления ни одной из сторон польско-украинского конфликта. Ислям Герай был скорее заинтересован в состоянии нестабильности и взаимном ослаблении поляков и казаков, позволявшем безнаказанно грабить тех и других и получать с них поминки. Поэтически эту мысль выразил биограф хана Хаджи Мехмед Сенаи: «С каждой стороны есть убитые – это в пользу ислама». Как видим, татарско-украинский военный альянс был, таким образом, ненадежным, поскольку усиливавшаяся казацкая Украина воспринималась Крымским ханством как опасный сосед, которого к тому же нельзя безнаказанно грабить.

В итоге между руководившим внешней политикой Крымского ханства визирем Сефером Гази-агой и польским канцлером Ежи Оссолинским были начаты сепаратные переговоры без участия украинской стороны. И хотя от требований крымцев у Оссолинского, по его словам, «отнялась речь и в голове помутилось», выбирать полякам не приходилось. В итоге они согласились выплачивать «двору Чингизидов» ежегодные поминки, предоставляли татарам право беспрепятственного выпаса скота в нейтральной полосе над реками Ингулом и Большой Высью, а также единоразово выплатить 200 тысяч золотых отступного за отвод татарской конницы в Крым без ясыра и еще 200 тысяч выкупа за армию, обложенную в Збараже. Поляки в итоге разрешили брать ясырь и грабить украинские земли по пути в Крым. Упомянул Сефер Гази-ага и о казацких интересах, выдвинув условие увеличить число реестровых казаков до 40 тысяч.

Хаджи Мехмед Сенаи так описывал обращение польского короля к крымскому хану и последовавшие переговоры: «В ту ночь злонравный король понял, в какую беду он попал, и мир для него оказался тесен. А утром… его парламентер принес письмо к его высокому сахибкирановому порогу со следующими словами: “Чего бы там ни было – Вы наш шах и падишах. Произошла такая битва! Да не даст Он нам сгинуть и исчезнуть! Теперь мы признали свою вину и поняли, чего мы стоим. Моя вина в том, что я выступил против сахибкирана времени. Этого достаточно. Пусть берут с меня все, чего хотят, только пусть пощадят нас и не дадут моему народу и стране пропасть и сгинуть. Пусть дадут мне возможность жить под сенью Их правления. Я Их низкий раб. Пусть берет с меня плату”.

Со своей стороны сахибкиран времени дал такой ответ: “Прощать кающихся злодеев и отвечать добром на зло – это один из старых обычаев моего рода. Ладно, его просьбу приемлю. С тем условием, чтоб были даны обет и клятва. Но нельзя заключать договор с первым попавшимся человеком. Пусть к деятелю моего царства и к представителю моего государства, к моему визирю и советнику Сефер Гази-ага придет представитель его государства, его министр, а он известен и знаменит под титулом канслер (канцлер), пусть его и пришлет, и тот, придя доложить их желание и просьбу, и получит ответ от моего мудрого как Аристотель визиря Сефер Гази аги”. Письмо такого содержания было отдано их старшему послу…

Той ночью посол пришел (к королю) и поставил его в известность о сказанном, а тот собрал своих министров и служащих, всех гетманов и военачальников – достойных ада собак – и обменялся с ними мнениями и посоветовался с ними, и говорил о том, что нужно спасать свои души и что скоро наступит утро и на их головы обрушится день Страшного суда – и печальные, и бессильные, засунув в рот палец изумления с нетерпением стали ждать утра и пробуждения».

Затем состоялись личные переговоры Сефера Гази-аги и канцлера Ежи Оссолинского, о которых Хаджи Мехмед Сенаи писал следующее: «… этот проклятый канцлер был известным и опытным и проницательным гяуром, мастером говорить и вести переговоры – и он, ударив челом, как полагается по законам и обычаям, задал вопрос: “Чего желает от нас Ваша честь?” – и стал ждать ответа… Сефер Гази-ага, немного подумав, ответил: “Вы спрашиваете о наших желаниях, прося мира. Первое наше условие – пусть все победоносное исламское войско – а их приблизительно дважды по сто тысяч героев – достигнут желаемого взятием из вашей страны ясыря и военной добычи. Второе – на карманные расходы сахибкирану времени доставите два раза по сто тысяч курушей с тем, чтобы все это было в звонкой монете или же в реалах. В третьих – о запорожских казаках, попросивших у нас помощи, – ныне все они подданные нашего сахибкирана – сорока тысяч казакам, согласно их желаний будете безупречно платить жалованье и отныне не будете даже косо смотреть на крепости и села и районы, принадлежащие запорожским казакам, да так, что если пожалуется хоть один из них – это будет означать нарушение вами договора и вы будете наказаны. А после того как примете эти три условия, будете без недостачи и без убавления ежегодно и своевременно доставлять джизье, которую вы с древних времен платили порогу государства гнезда Чингизова, и с сегодняшнего дня будете воздерживаться от действий, противоречащих договору и обету; а если же эти предложения не примете – не будет пощады вашим душам. Перед вами выбор: ваши души или ваши деньги и имущество. Насколько мне известно – условие откупиться деньгами и имуществом есть условие легкое: они ведь не дороже самой жизни. Отныне, если у вас на глазах быстроногие татары будут брать в плен ваших людей и ваших жен и детей, грабить и расхищать вашу страну, сжигая и разрушая все вокруг, а вы окажете сопротивление хоть одному татарину – это будет означать сопротивление всем и мир будет нарушен. До сих пор запорожские казаки были вашими подданными – но отныне боевой и властвующей силой будут они, а вы станете их подчиненными и подданными. Помимо того, что вы будете платить жалованье сорока тысячам реестровых казаков, много раз по сорок тысяч ваших людей должны служить родственникам и родичам этих сорока тысяч казаков – такой должна быть над вами их власть. Если ныне ваш король и ваши гетманы с удивительной спесью владеют целыми областями, пребывая в роли власть имущих, то отныне господами должны стать ваши подданные, а вы должны подчиниться им. Эти два условия не распространяются на честных и благородных людей. Сегодня ты свободен. Иди к своему господину королю и объясни ему положение дел, а завтра утром придешь с ответом сам”».