Я оказался в очень похожем положении, вот только спасать мне надо было свою жизнь. По идее, мне следовало как можно скорее уйти из времени в трехмерное пространство. До сих пор не понимаю, почему я так не поступил — если только треклятые Гончие не наделены способностью многих других БЦК проникать в сознание людей и делать их тупыми и послушными ради своих собственных целей. В общем, я повернул «руль» и стал искать путь, пытаясь пробиться через плотные ряды Гончих Тинд’лоси. И в самом деле, мне показалось, что такой путь есть — единственная дорога, которую они не сумели заблокировать.

Помчавшись по этому единственному пути к отступлению, я слишком поздно осознал свою ошибку: за темными углами меня подстерегали новые полчища Гончих. И вновь мне пришлось лететь и в пространстве, и во времени одновременно, и вновь я обнаружил, что в итоге все пути к бегству для меня оказались перегороженными. Похоже, только тогда я и вспомнил про трехмерное пространство и отправился туда, и только тогда я понял, как жестоко провели меня Гончие Тиндалоса!

Они заманили меня в идеальную ловушку, вынудив вернуться в обычное пространство — или хотя бы напомнив, что я могу так поступить. И они сделали это в то самое мгновение времени, которое как нельзя лучше соответствовало их цели, которая, как я понял, состояла в том, чтобы уничтожить меня целиком и полностью! Выскочив из времени, но продолжая на огромной скорости мчаться через пространство, я оказался в трех измерениях… в непосредственной близости от поверхности серой планеты. Гигантский шар планеты висел прямо у меня по курсу. Не было времени даже подумать. Машинальное включение ментальных тормозов помогло мне минимально. Рассекая нижние слои атмосферы в фейерверке искр, соединившихся позади меня в огненный хвост, я пытался более надежно овладеть управлением часами, но было уже слишком поздно. Громада планеты неслась навстречу мне, чтобы часы разбились в щепки, рухнув на горы или равнину.

Я закрыл лицо ладонями. Наверное, я попытался…

Я очнулся в огромном зале, наполненном всевозможными машинами и таинственными электрическими механизмами. Если на что это и походило — да нет, не просто походило! — это была самая настоящая лаборатория какого-то безумного ученого из фильмов ужасов тридцатых-сороковых годов. По плиточному полу этой грандиозной лаборатории, то въезжая внутрь, то выезжая изнутри гигантских аппаратов, то огибая их по кругу, передвигался приземистый робот на резиновых колесиках, со множеством механических «рук» и «ног», с фасеточными электрическими «глазами». Время от времени робот останавливался перед той или другой панелью со множеством табло и производил какие-то тонкие настройки оборудования. Все это происходило совершенно бесшумно, а я наблюдал за этим словно бы сквозь слегка запотевшее стекло. Либо это так и было, либо у меня что-то случилось с глазами.

Затуманенным было и мое сознание. Я помню, что мелькали обрывки воспоминаний из лет юности и зрелости, но многое было упущено. К примеру, при том, что я смутно помнил, кто я такой, я понятия не имел, где нахожусь и как я сюда попал. Сознание вернулось ко мне резко, мгновенно, но не полностью, с пробелами — так, словно я был машиной, которую только что включили, но она еще не разогрелась до полной готовности к работе.

А потом до меня дошло, что с сознанием у меня очень большие проблемы. Я совершенно не ощущал собственное тело, не мог закрыть глаза и даже моргнуть. Никаких ощущений. Куда, например, подевалось поднимание и опускание грудной клетки при вдохе и выдохе? Где ощущение кровотока, пульс? А ведь я всегда ощущал биение крови в висках! Но на размышления обо всем этом мне было дано слишком мало времени. Во всяком случае, очень скоро я должен был получить ответы на все свои вопросы.

В одно мгновение робот, остановившийся, чтобы прочесть показания на панели блестящего и мигающего огоньками грибообразного аппарата, развернулся, и все его фасеточные глаза уставились на меня. Да-да, робот смотрел на меня. Затем он поспешил в мою сторону. Его резиновые колесики стремительно вертелись, едва касаясь плиточного пола, а верхние механические конечности вдруг начали фантастически трепетать. Три из пяти глаз засверкали разноцветными огнями.

Механическое существо подъехало ко мне. Я наконец обрел более или менее удовлетворительную четкость зрения и увидел, что робот ростом почти с человека. Он протянул конечность к моим глазам. Это было нечто наподобие лапки с резиновым наконечником. Как только это орудие бережно прикоснулось к моему правому глазу, мне захотелось закричать, развернуться и убежать, закрыть лицо рукой, но ничего не произошло! Мой головной мозг отдавал команды всем частям моего тела, но…

Мое тело? Будь я способен смеяться, в это самое мгновение я бы истерически расхохотался, хотя скорее всего я бы в страхе заорал. В то самое мгновение, когда механическая рука нежно прикоснулась к моему правому глазу и перекрыла в нем зрение, мой левый глаз увидел отражение этого действия во множестве фасеток пяти хрустальных линз робота. А еще мой левый глаз разглядел ванну с пузырящимися электролитическими жидкостями и существо, находящееся в этой ванне: нечто вроде плоского морщинистого, вытянутого в длину пузыря. Глаз разглядел светящиеся пластиковые трубочки, торчащие из пульсирующей в ванне серой массы, а еще обнаженные органы, к которым эти трубочки присоединялись. Короче говоря, я увидел себя — смертные останки Титуса Кроу — мозги в аквариуме, с торчащими на стебельках, налитыми кровью глазами, лишенными век!

Человеческое сознание, невзирая на любые обстоятельства, а может быть, именно из-за них, милосердно приспособлено к тому, чтобы отрешаться от абсолютно невыносимых ощущений и зрелищ. К счастью, то, что сохранилось от моего мозга в этой роботской лаборатории на чужой планете, сохранило эту способность. Меня объяла тьма, внутри которой мне не дано было видеть сны, а дано было только чувствовать долгое желание смерти — лишь бы не ощущать ужас и безумие того существа, которое лежало в ванне.

2. Планета роботов

Вот так началось мое преображение, де Мариньи.

Мое следующее пробуждение длилось дольше, но оказалось не менее ужасным, хотя на этот раз явь не заставила мое сознание отключиться и искать спасения в бесчувственном забытьи. На самом деле отключение сознания было произведено внешне, автоматически. Но во многом другом второе пробуждение разительно отличалось от первого. Во-первых, ко всему, что я увидел в огромной лаборатории, присоединились звуки — такие звуки, какие, наверное, можно услышать в сердце гигантского компьютера — механические щелчки, будто бы исходящие от тысячи клавиш пишущей машинки, жужжание и шелест, похожие на перелистывание перфокарт, шипение и гул управляемых потоков электричества и далекий подземный рокот и вибрацию мощных моторов.

Как только робот — смотритель лаборатории? — заметил, что я очнулся, он приблизился ко мне более спокойно, нежели в прошлый раз и, что поразительно, обратился ко мне на нейтральном, но довольно приятном английском!

— Я вижу, что ты очнулся.

Два его глаза повернулись и стали разглядывать нечто ниже моего поля зрения, после чего вернулись к остальным трем. В их взгляде было нечто гораздо большее, нежели просто механика. Я заметил в глазах металлического ученого что-то вроде гордости. А он был именно ученым.