Появилась Брукс мокрыми волосами, в ароматном облаке шампуня.

– Что это ты делаешь?

– Пытаюсь заслужить прощение за вчерашнее. При помощи еды. Причем твоей.

Я положил на ее тарелку несколько оладий. Потом сел. Она тоже села. Я взглянул на стенные часы. Уже девять с минутами. Если память мне не изменяет – в чем я совсем не уверен, – то похороны Хэрриет Тобел состоятся в одиннадцать.

– Меньше чем через два часа будут хоронить Хэрриет Тобел, – сказал я.

– Все это очень печально, – ответила Брук.

Она действительно тактичный и добрый человек – всегда найдет нужное слово.

– Ты хочешь пойти?

– Нет, – коротко отказалась она. Я ошибся: она вовсе не тактичная и не добрая. – Но если тебе нужно, я пойду. Просто очень не люблю похороны.

– Что ты говоришь? А я вот просто обожаю. И хожу при каждой удобной возможности.

– Так ты хочешь, чтобы я пошла с тобой, или нет?

Брук явно не пыталась облегчить мне задачу. Я помолчал, чтобы подчеркнуть драматичность момента.

– Хочу.

Собаки крутились вокруг наших ног. Брук посмотрела на них, потом поднялась из-за стола и направилась в кухню. Достала пакет с собачьим кормом и насыпала его в две одинаковые мисочки.

– Знаю, что я не лучший на свете повар, – заметил я, – но оладьи не так уж и плохи.

Брук довольно безразлично улыбнулась. Мое утреннее чувство юмора ее явно не согревало. Она молча поставила мисочки на пол. Собаки покончили с завтраком еще до того, как она вернулась на свое место за столом.

– Не могу есть, когда голодают животные. Совесть не позволяет, – заметила Брук.

Я взглянул на такс: эти нахальные создания уже снова толклись под столом и клянчили. Назвать их голодающими как-то не поворачивался язык.

Время шло своим чередом.

– А Джефф, случайно, не оставил здесь черный костюм? – поинтересовался я.

Возможно, бывший жених Брук забыл что-нибудь полезное, и мне не придется проводить третий день в одной и той же одежде.

– Нет, – ответила она. – Приехав в Калифорнию, он первым делом избавился от всех костюмов и перешел на джинсы, майки и свободные свитера.

– Похоже, он сразу превратился в идиота.

– И это тоже. Однако он уже в прошлом, а потому это совсем не важно.

Я не мог не чувствовать, что ступил на тонкий лед, и предпочел ретироваться, то есть в данной ситуации просто замолчать.

Брук заговорила сама:

– После завтрака ты можешь вывести собак на прогулку?

– Конечно.

– А когда тебе надо быть в Атланте?

Она произнесла это как бы между прочим, дожевывая оладьи.

– Завтра утром. Тим уж очень меня торопит.

– И что же именно ты собираешься делать?

– Что ты имеешь в виду?

– Ты вернешься?

Хороший вопрос. Хотя я и твердил себе, что должен оставаться здесь, в Калифорнии, до последней минуты, должен пожертвовать карьерой, а теперь и всеми своими пожитками – на самом деле я вовсе не был в этом уверен. Возможно, конечно, все дело было просто в похмелье. Вполне возможно.

– Не знаю.

В компании двух маленьких собачек, двух пластиковых пакетов и собственного похмелья я вышел на улицу, в еще один невероятно яркий, солнечный день. Таксы явно не хотели гулять на поводках.

Мне предстояло сделать один неприятный звонок – это если не вспоминать о дюжине других неприятных звонков. А поскольку время надо использовать с максимальной эффективностью, то к черту дюжину! Ограничимся лишь одним звонком.

Дежурная в бюро медицинской экспертизы перевела мой звонок Луису Гонсалесу, тому самому патологоанатому, который занимался вскрытием тела Глэдис Томас. Брук призналась, что сама попросила его исследовать и тело Хэрриет Тобел. Поэтому я ему и звонил.

Гонсалес явно спешил.

– Доктор Маккормик, у меня здесь двойное убийство, поэтому, к сожалению, долго разговаривать некогда.

Мне захотелось ответить, что пациенты вовсе не будут возражать против пятиминутной задержки вскрытия собственных трупов; а впрочем, они не будут возражать и против двухнедельной задержки. Однако я решил промолчать. Вместо этого лишь уточнил:

– Вы вскрывали тело Хэрриет Тобел?

– Да. Брук сказала, что вы с ней были друзьями. Примите мои соболезнования.

– И что же выяснилось?

– Инфаркт миокарда, – авторитетно приговорил специалист по судебной медицине, патологоанатом Луис Гонсалес. – Никаких сомнений. Левая передняя исходящая артерия закупорена почти на семьдесят процентов, а коронарные правая и левая – на пятьдесят.

– Но ведь это не могло бы стать причиной смерти, – возразил я.

– Нет, само по себе это бы ее не убило. Это лишь объясняет таблетки нитроглицерина на кровати и во рту. Леди очень страдала от ангины.

– Но ее убила вовсе не ангина. Вы обнаружили блокаду?

– Нет. Судя по всему, дело в спазме сосудов. Сердце несколько ишемического характера, а здесь еще и спазм – и все, инфаркт миокарда. Отмерла существенная доля левого переднего желудочка.

– Внешней травмы не обнаружено?

– Нет. Смерть от сердечного приступа. И все.

– Никаких сомнений?

– Абсолютно никаких сомнений.

– А Брук говорила, что меня мучают сомнения насчет этой смерти?

– Да-да. Потому я так долго возился, доктор. Но все совершенно очевидно. Обширный инфаркт левого желудочка.

Трудно описать мои чувства при этом категоричном заключении. Я одновременно ощутил и облегчение, и тревогу. Облегчение из-за того, что, судя по всему, доктор Тобел действительно умерла естественной смертью. Тревогу – потому что я этому не верил.

– А вы отослали на анализ образцы кожи?

– Да. Результат будет готов через несколько дней.

– Никаких следов внешнего воздействия нет?

– Нет. Послушайте, доктор Маккормик, мы исследовали…

– Я вам за это очень признателен. А мелкие травмы вы учли? В частности, следы инъекции и прочее в этом роде?

– Проверили абсолютно все.

– Что было у покойной в желудке?

– Доктор Маккормик. – Я услышал тяжелый вздох, потом шелест страниц. – Ну хорошо, вот вам отчет вскрытия. Она частично переварила цыпленка, зеленые бобы…

– Хорошо, хорошо! – Мне хотелось придумать еще какие-нибудь вопросы, но я не специалист-патологоанатом, а судя по всему, эти ребята уже и сами проверили все, что только возможно. – Спасибо за тщательность.