Теперь, когда он жил на Пречистенке, 20, его друзья, поэты и артисты, стали приходить туда в любое время дня и ночи, иногда врываясь в те моменты, когда Айседора и Ирма танцевали. Эти визиты порождали у Есенина противоречивые чувства. Ему нравилось принимать гостей в доме Айседоры, пользоваться ее необыкновенным гостеприимством, но это мешало ему работать. В одном из писем он писал:

«Живу я как-то по-бивуачному, без приюта и без пристанища, потому что домой стали ходить и беспокоить разные бездельники… Я не знаю даже, как и отделаться от такого головотяпства, а прожигать себя стало совестно и жалко»20.

В то же время он скучал по мужской компании и свободе своей холостяцкой жизни. Мариенгоф вспоминает: «Часто он приходил к нам домой с маленьким свертком (с одеждой) в руках. Он говорил: «На этот раз это окончательно. Я сказал ей: Айседора, до свидания». Через несколько часов появлялась нежно улыбающаяся Айседора, в ее голубых глазах блестели слезы. Она ласково говорила с ним, и Есенин возвращался к ней. И такие любовные, трогательные сцены обычно сопровождались пьяным разгулом и бездельем на Пречистенке»21.

Однажды вечером, когда Есенин был где-то с друзьями, Айседора, чтобы скоротать время, вздумала заняться спиритизмом. На дощечке выпали буквы, сложившиеся в имя Дора, и у нее появилось тревожное предчувствие, что ее мать Дора Грей-Дункан, которая последнее время болела в доме Раймонда в Париже, умерла. Танцовщица провела бессонную ночь, и Ирма вспоминает, что на следующее утро пришла телеграмма, подтвердившая худшие опасения Айседоры.

После смерти матери Айседорой овладело все нарастающее беспокойство, ей все больше хотелось поездить по миру. Теперь, когда перед ней встала необходимость содержать школу в России, она надеялась заработать деньги, давая концерты за границей. Кроме того, она надеялась найти богатых любителей искусства, которые могли бы стать ее спонсорами. Танцовщица связалась с Солом Юроком, своим американским менеджером, и попросила организовать для нее турне. Это турне дало бы возможность и Есенину посмотреть другие страны, что она считала крайне важным для развития поэта. Еще более важной она считала представляющуюся возможность проконсультироваться с зарубежными специалистами по поводу его здоровья. Тяготы войны и революции, безалаберная послевоенная жизнь не прошли бесследно для некогда крепкого здоровья Сергея. Кроме тех разрушений, которые приносил ему алкоголь, он еще, по всей вероятности, страдал эпилепсией. Гордон Маквэй утверждает22, что Сергей рассказывал своему другу Вениамину Левину, что унаследовал эпилепсию от деда. И в 1923 году, когда он был арестован в Париже за дебош, его определили «как страдающего эпилептическими припадками на почве чрезмерного употребления алкоголя». Однако Маквэй оговаривается, что точность заболевания Есенина эпилепсией может быть поставлена под сомнение. Ни в одном из советских источников не упоминается об этом заболевании, как нет о нем ни единого слова и в медицинском заключении от 5 декабря (по старому стилю) 1925 года о смерти поэта.

Проживание в отелях в Соединенных Штатах вместе с Есениным, который не был ее мужем, представляло для Айседоры определенные трудности. Айседора не забыла (как она писала в «Моей жизни»), что «бедный Горький и его любовница, жившая с ним семнадцать лет, были вынуждены переезжать с места на место, и их существование превратилось в настоящую пытку». Правда, Айседора сама путешествовала по Америке с Парисом Зингером, но, как она грустно замечала, это было не одно и то же: «Конечно, когда ты так богат, то любые трудности легко преодолимы». Если она не собиралась оставлять Есенина в России, ей было необходимо поступиться своими принципами и стать его женой. По счастью, советский брак того периода не отличался от ее представлений о браке: он не предполагал никаких взаимных финансовых обязательств обеих сторон и мог быть ликвидирован цо их взаимному требованию. «Такой брак всего лишь соглашение, на которое может пойти любая свободолюбивая женщина, и это единственная форма брака, под которой я готова подписаться».

Однако, как впоследствии Айседора рассказывала Виктору Серову, которому очень доверяла, это не было основной причиной их брака с Есениным. По словам Серова, комиссар Луначарский выразил свою озабоченность в связи с отъездом такого знаменитого поэта, как Есенин, на антисоветски настроенный Запад. «Кто защитит его там?.. Нас еще не признали многие страны, включая Америку: у нас там нет посольств». Он предложил ей выйти замуж за Есенина. «Вы всемирно известная актриса. Ваше имя послужит ему защитой, если он будет мужем Айседоры Дункан»23

У Айседоры не было иллюзий по поводу состояния Есенина или того счастья, которое оставалось у нее в запасе, но она любила Сергея, и этого было достаточно.

Есенин, похоже, испытывал к ней более противоречивые чувства. Часто, тронутый ее отношением к себе, он становился нежным и страстным. Однако опасность задохнуться от ее забот приводила его в ярость. Боясь оказаться несвободным, сам он хотел владеть ею. Для него не меньше, чем ее очарование, значило удовлетворение собственного тщеславия: он завоевал любовь известной женщины, великой любовницы, как он считал. Он сказал одному из своих друзей, Георгию Устинову, который не одобрял его женитьбу: «Ты не понимаешь. У нее была тысяча мужей, а я буду последним!»24

Итак, они решили пожениться. 2 мая 1922 года они стали мужем и женой, зарегистрировавшись в московском загсе. И он, и она взяли двойную фамилию: Дункан-Есенин25.

Рано утром на следующий день они отправились в Троицкий аэропорт, где их ждал нанятый «фоккер», на котором они должны были отправиться в Берлин, что было первым этапом их поездки в Соединенные Штаты.

Аэрослужба была организована лишь незадолго до этого, их путешествие было первым пассажирским перелетом между Москвой и Германией. Друзья убедили Айседору, что она должна написать завещание. Танцовщица попросила у Шнейдера записную книжку и написала26:

«Это моя последняя воля и мое завещание. В случае моей смерти я оставляю все свое имущество моему мужу, Сергею Есенину. В случае нашей одновременной смерти имущество отходит моему брату, Августину Дункану.

Написано в здравом уме.

Айседора Есенина-Дункан.

Засвидетельствовано: И. И. Шнейдер,

Ирма Дункан».

Около девяти часов утра оба пассажира заняли свои места. Двери самолета закрыли. Взревел мотор, и Айседора прощально махала своим ученицам, пока самолет выруливал на взлетную полосу. Внезапно он остановился. Кто-то открыл дверь и крикнул, чтобы принесли забытую корзинку с завтраком. Приняв корзинку на борт, самолет вновь взревел. Вскоре друзья и ученицы Айседоры увидели лишь крохотную птичку, исчезающую вдали.

В ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЕ С