Посылаю тебе две главы, взятые из сочинений премудрого Цицерона, знаменитого римского [первосоветника, который жил тогда, когда] римляне владели всем миром. Цицерон [так же, как и я],писал этот ответ своим недругам, которые называли его изгнанником и изменником, так же, как твое величество, не сдерживая своей неистовой жестокости, нас, несчастных, издали стреляешь огненными стрелами своей клеветы, понапрасну и попусту.

Андрей Курбский, князь Ковельский.

В ком есть благочестие, тому ничто не может помешать вести [блаженную],богоугодную жизнь. Из премудрой книги Цицерона, называемой «Парадоксы», ответ против Антония.

Я никогда не мог подумать, что Марк Регул [мог бы быть] опечаленным, несчастливым и скорбящим, потому что знал: хоть и замучили его карфагеняне, но не сломили ни его мудрости, его сана, его веры, его твердости и других доблестей, ни его сущности. Он был вооружен помощью великих добродетелей и огражден [от врагов множеством качеств, сближавших его с преподобными мужами].Поэтому, когда было растерзано его тело, его сущности (его душе) [враги не могли ничего сделать].Я видел и Мария, который в счастливые дни казался одним из счастливейших людей, а в дни испытаний [проявил себя] как один из достойнейших мужей: ни один смертный не мог бы вести себя более благословенно, [по божьим заповедям]. [А ты],неистовый, и не знаешь, какие силы дает подобие [преподобным мужам]!Ты сам провозгласил себя преподобным, а чего на самом деле достоин, не понимаешь! Никто не может быть благословенным и совершенным, если сам себя считает совершенным и только в себе самом предполагает все высшие качества. Он надеется, что [его] разум и [умение] мыслить могут принести счастье, но [на самом деле] он ничего не знает, ни в чем не уверен, что ему известно, даже ни в одном дне. Ты грозишь смертью или изгнанием тому человеку, ибо, каким ты его считаешь, таким он и будет (? – А. Ф).

А что со мною случится в том неблагодарном отечестве, то произойдет с не только запрещавшим, но с отрекающимся. А чем занимался, что делал, в чем [приложил столько] трудов и мышления моего, то воистину не совершил ничего такого, чего бы сам не понимал, и уже нахожусь на той [высоте],которую не поколеблют ни превратности счастья, ни неправда врагов. Смерть ли мне грозит? Ее могу, в самом деле, получить от людей. Или же изгнание? Но оно будет моим уходом от злых. Смерть страшна тем, для кого с ней все погибает, но не тем, чья слава умереть не может. А изгнание страшно тем, у которых место жизни [представляется как ограниченное пространство],а не тем, для которых вся земля – [дом].

Тебе, окаянному, грозит исчезновение всего того, что ты [необоснованно считаешь] (мнишь) в себе блаженными, [лучшими своими качествами].Тебя терзают страсти. Ты мучаешься днем и ночью! Тебе мало того, что у тебя есть, а то, что есть, ты тоже боишься потерять. Тебя мучает совесть из-за твоих злых дел. Тебя пугают суды и законы: куда ни посмотришь, словно кусачие звери, тебя окружают неправды и не дают тебе покоя. Это все потому, что со злым, глупым и гнусным не может быть ничего хорошего, доброго. А достойный муж, мудрый и храбрый, не может пребывать в ничтожестве. И такого не бывает, чтобы достойная жизнь преподобного человека не получила бы похвал. И не нужно опасаться, если твою жизнь превозносят и хвалят. А бояться надо, если ты и твоя жизнь – окаянные. Поэтому то, что достойно похвалы, тому подобает быть благословенным, и цветущим, и всем желанным.

Против Клодия, который несправедливо изгнал Цицерона из Рима. Глава 7.

Все глупцы неистовствуют, [как ты сейчас].Но я тебя изображу в истинном свете: ты не глупец, хотя и бываешь им часто, не злой человек, [хотя ты зол всегда],но главные твои черты – ты безумен и неистов в своем безумстве. Разум мудреца, как крепостной стеною, защищен величием знания, [опытом переживания разных сторон человеческой жизни],презрением к счастью, всяческими добродетелями. Будет ли побежден и низложен тот, кого нельзя выгнать из града? Ибо что есть град? Всякое ли сборище лютых и ненавидящих друг друга людей? Всякое ли сборище разбойников и бродяг, собравшихся вместе?

Наверно, ты будешь спорить. [Но я уверен, что это не истинный] град, если в нем не соблюдаются законы, попраны суды, пренебрегают обычаями предков, когда, после того как вельможи изгнаны мечом, сенат перестал быть представителем общего дела. Это не град, а сборище разбойников, и, благодаря тебе, их вождю, они бесчинствуют на площади, и остатки сообщников заговора Катилины приобрели твою зверообразную злость. И это был град? Не из града я был изгнан, [потому что его так нельзя назвать].Когда я был приглашен в город, тогда в республике была должность бургомистра, был не только сенат, который сейчас разогнан, но было волеизъявление свободного народа, были законы управления, на которых стоит град, [вспомни об этом. А что теперь из себя представляет Рим?]

Но смотри, как я презрел стрелы твоего разбоя. О том, что ты насылаешь и напускаешь на меня злобные напасти, я всегда знал, но ты не осмеливался меня [открыто] тронуть, разве что когда крушил стены или пытался злым огнем поджечь мой дом, надеясь, что мы погибнем или сгорим. Ничто это, не мое и ни кого-либо еще, что может быть утрачено, отнято или погублено. Если бы ты сумел уничтожить непоколебимость моего ума, мои труды, усилия, советы, которыми [римская] община стоит, [никем] не побеждаема, если бы ты стер бессмертную память о тех делах, что будут жить вечно, и, более того, если бы лишил меня самого ума, из которого исходят [эти благодеяния и] советы, тогда бы я мог говорить о своей обиде на тебя. Но ты все этого не сотворил, [да и не был способен сделать это],и моим славным возвращением я обязан [тебе] и тем обидам, [которые ты пытался мне причинить],а вовсе не изгнанию, [которое могло бы стать] переломным [в моей жизни].

Поэтому я всегда был гражданином, и всего более тогда, когда мои здоровые советы [слушал] окрестный народ, [и они его] выручали, [и поэтому я и был настоящий],лучший гражданин. Ты же не достоин называться гражданином, потому что никто одновременно не может быть врагом [Рима] и его гражданином. Или же ты отличаешь врага от гражданина по происхождению и занимаемой должности, а не по разуму различаешь их? Ты устроил убийства на площади, твои вооруженные злодеи захватывали церкви, зажигали [неповинные] дома и святые церкви. Если ты гражданин, то почему [мятежник] Спартак считается врагом Рима?

Можешь ли ты считаться гражданином, если из-за тебя град [чуть] не прекратил существование? И меня называешь изменником, хотя это твое имя? А ведь с моим изгнанием [из Рима] была изгнана и республика! [Может быть],перестанешь беситься и рассмотришь свои поступки? [Неужели] ты никогда не посмотришь на свои дела, а будешь оценивать только свои [громкие] слова? [Или] тебе неизвестно, что изгнание неповинного — большее злодеяние, чем казнь?

Свой же путь, которым я теперь иду, я выбрал ради высоких и светлых дел, которые делал раньше. Всех злодеев и безбожников, которые считают тебя своим вождем, по закону требуется предать изгнанию. Они уже по своей сути изгнанники, хотя еще и не покинули своей страны. Или пока по всем законам ты не будешь осужден, как изменник, ты себя не будешь считать таковым? Ведь любого, кто нападает с оружием в руках, считают врагом. Перед [стенами] сената нашли твой меч. Или ты не убил человека? Убил. Или ничего не поджигал? Девичий дом сгорел от твоей руки. Разве ты не захватывал Божьи церкви? Не выводил свои полки на площадь? Но что я говорю об общеизвестных устоях и законах, которые все ты преступил. Корнитиций, друг твой, о твоем преступлении издал закон: если кто обманом проникнет в дом Доброй богини во время религиозной церемонии, тот преступник. Но ты, сотворивший это, даже хвастаешься своим преступлением!