и скользит меж ульверов к раненому. Не лечить, спасать. Там кто-то сильный. Кто-то мощный. Опасный враг для всей стаи.

Я сталкиваюсь с двутопорым мертвецом, который движется ненамного медленнее Беззащитного. Без щита, а нож слабая ему замена, трудновато. И Простодушный встает рядом со мной, прикрывая левый бок своим мечом.

Взмах. Звон. Удар. Звон. Топоры драугра мелькают как крылья воробья.

А там, я чую, ульверам приходится несладко. Альрик ускорился до предела. Что же там за тварь такая?

Топор летит в мою сторону. Вздергиваю руку, и лезвие бессильно соскальзывает с моего нового наруча. Второй! Херлиф отбивает его вбок, и я успеваю вогнать топор драугру в грудь. Хруст ребер. Густая жижа обволакивает лезвие и с легким чавканием отпускает его. Драугр лишь немного замедляется. Этого хватает. Мы с Херлифом бьем с двух сторон, кромсая дохлое тело. И я добиваю его, снося голову.

Вдруг боль! Острая, жгучая, словно из меня вырвали кусок плоти.

Болезненный вой вырывается из груди, и ульверы воют со мной.

Погиб! Моя стая! Погиб мой волк. Мой младшенький. Гисмунд…

Гррр! Враг! Угроза! Убить!

Я рвусь к Альрику, но драугры… Вязну. Шаг за шагом, удар за ударом, так медленно. Сварт! Сцепляет огромные лапищи перед собой, я ставлю на них ногу. Рывок! Едва не треснувшись головой о торчащий резной конёк дома, заскакиваю на крышу, а оттуда — за спину Альрика.

Его рубаха изрезана и окровавлена в нескольких местах. Мелкие раны, неглубокие. Он все еще двигается легко и быстро, но кожа горит, мышцы горят! А напротив драугр, мало похожий на мертвеца, если не смотреть в мутные глаза: свежее, не побуревшее за время смерти лицо, длинные светлые волосы, беспорядочно разметавшиеся по плечам, белые зубы. Хельт!

Я вплетаю свой топор в танец Альрика. Хоть я не так быстр, как он, зато слышу его движения лучше других ульверов. К тому же, не так давно я бился с Беззащитным наравне. Альрик, почувствовав поддержку, с новыми силами бросается на драугра. Я отбиваю натиск, и хёвдинг, поймав момент, всаживает лезвие врагу в бок. Драугр взмахивает мечом, Альрик отпрыгивает, но на его груди проступает новая красная полоса.

— Я его раз десять достал, — выдыхает Беззащитный. — Ничего!

И новый заход. Альрик быстрее хельта и легко цепляет мечом то руку, то ногу, то плечо драугра. Любой человек, будь то хускарл или хельт, уже истек бы кровью. Да и драугр бы охромел, но только не этот. Вскоре красный узор проступает и на моем теле. Левый бок. Правое бедро. К нам присоединяется Вепрь. Бродекс на длинной рукояти позволяет ему держаться на расстоянии.

В драугра прилетает стрела. Откуда? Я не чуял там ульвера. Стейн. Не сразу нас догнал.

Драугров за спиной всё меньше.

Всполох! Видарссон! Последний карл. Теперь мы все хускарлы!

И нас окатывает волна жара, всех разом.

Что-то изменилось. Изменилось.

Боль, засевшая в боку и бедре, вспыхивает и исчезает. Альрик ведет плечами, проверяя свои раны. Прилив сил. Еле заметные нити перед глазами. И я вдруг понимаю, что резать этого драугра бесполезно. Его нужно сжечь!

— Огонь! — первым кричит Альрик.

Вепрь вбегает в ближайший дом. Конечно. Масло!

Драугр атакует нас снова. И в этот раз я лучше поспеваю за движениями Альрика. Удары сыпятся один за другим.

Гррр! Враг! Убить!

Я отскакиваю влево, Альрик вправо, и между нами летит глиняная плошка, бессильно ударяясь о драугра, и густой запах масла обжигает мои ноздри. Мы набрасываемся на хельта с большей яростью, чем прежде, не давая ему продохнуть, и Вепрь тыкает в его спину едва разгоревшимся поленом.

Мертвец вспыхивает мгновенно, и мы отходим, любуясь, как он горит.

Глава 10

Я стоял над телом Гисмунда.

Дар уже схлынул, но боль продолжала грызть изнутри, разъедала мне внутренности. Ульверы уже теряли братьев. И присоединился к нам Гис только-только, и хирдманом побыл всего день… Почему мой дар принял его так скоро?

Терять кого-то, когда мы стая, больно! Если Альрик чувствует эту боль каждый раз, когда гибнет ульвер… Не хочу становиться хёвдингом. Хотя я уже хёвдинг, пусть только в бою, пусть на короткое время. И это тяжело.

Одна небольшая рана, короткий порез. Как царапина. Тот драугр пробил Гису висок. И чего пятирунный полез к хельту? Что он там мог сделать? Только умереть. Но таков был Гисмунд. Он не боялся трудностей, он боялся подвести нас.

Мои раны затянулись, покрылись коркой, словно после битвы прошло несколько дней. Я проверил: порезал плечо, и новая рана излечиваться не спешила. И вроде бы я видел нити во время боя, и было что-то еще…

— Кай.

Стейн ходил возле меня кругами и никак не мог заговорить. Наконец собрался с духом?

— Кай, ты это… Прими меня в хирд.

Не оборачиваясь, я ответил:

— Ты в хирде. Ульверы тебя приняли.

— Но не ты. Что сделать, чтоб ты меня принял? Знаешь же, я не трус! Я…

— Вот он не был трусом, — я всё еще смотрел на Гисмунда. — А ты… я не знаю, кто ты.

— Слушай, я же помню, как ты висел на скале, когда мы впервые тебя увидели. Помню двурунного пацана, который орал, что не раб. Помню, как ты нажрался на пиру у ярла Сигарра, и за тобой бегала девка-хирдман. Помню, как ты с Тулле играл в кнаттлейк в Хандельсби, как тебя оженили на Туманном острове. Мы вместе бились в болотах! Как же ты меня не знаешь?

Я резко повернулся к нему:

— Ты говоришь про старого Стейна. Его-то я знаю преотлично. Вот только как тот Стейн мог уйти из хирда? Из того самого хирда, который спас двурунного пацана, из хирда, который сражался за ярла Сигарра, из хирда, который пережил потерю корабля… И ладно бы, просто ушел! Не ты первый. Ивар ушел, Ящерица. Но ты ж еще и вернулся. Зачем?

Стейн, рослый муж, проживший не меньше двух десятков зим, с худыми жилистыми руками, как это бывает у лучников, потупил взгляд передо мной, мелким пацаном, видевшим всего шестнадцать зим, с голым подбородком и гладкими щеками.

— Хочу в стаю, — еле слышно сказал он. — Смотрел на вас и завидовал. Вы сражаетесь по-иному, двигаетесь по-иному, даже дышите иначе! Помню, каково это. Думал, потому что ульверы не первый год вместе. Кай! Я больше никогда… Ты же и сам уходил!

— Я уходил, чтобы