Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь появлялся один охранник, тот, который с дубиной. Еды стало меньше, но больше Кайя не рисковал влезать в чужую голову. От человека шибало страхом и злобой, потом — злобой и перегаром. Как-то он осмелел настолько, что пришел без воды, но с другими людьми.
— Вот, — сказал он, и Кайя обрадовался, что снова понимает речь. — Рыжье.
Да, Кайя был рыжим. Ей нравилось.
Ей все в нем нравилось, она просто не понимала, насколько Кайя неправильный.
— Сымай, — человек указал на медальон.
Слово было не понятно. Его повторили дважды, но Кайя покачал головой. Людям явно было что-то нужно, и терпение их иссякло. Тот, который говорил, перекинул дубину с плеча на плечо — следовало ли считать это признаком агрессии? — и шагнул. Вытянув руку, он попытался взять медальон.
— Нельзя, — Кайя давно не разговаривал, поэтому удивился звуку собственного голоса.
— Слышь эт… может того, а?
— Сымай…
Он все-таки коснулся медальона. Жирными грязными пальцами. Уверенный, что в своем праве, что Кайя этот медальон отдаст. Он и так отдал им все, вот таким, как этот, с пустыми глазами и злостью внутри, которой слишком много, чтобы залить ее вином.
Шея человека хрустнула.
Те, что стояли у двери, подались назад. Они хотели убежать и привести других, чтобы завершить начатое. Но Кайя сумел дотянуться. Люди сложнее крыс. Но и убивать их легче.
Тело Кайя вынес в коридор.
Сел на пол, накрыл медальон ладонью. Металл нагревался, и внутри тоже становилось тепло, почти как раньше, когда он был не один.
…ты не сможешь вечно от меня скрываться.
Он попробует.
Люди, уже другие, появились, когда Кайя почти выбрал нужное имя. Они очень сильно нервничали и ждали чего-то нехорошего.
— Гражданин Дохерти, — главный все-таки решился. Он был невысоким, как и другие — Кайя как-то неудобно выделялся среди них ростом — и серьезным. Одет в черное, но на плече — широкая красная лента. — Завтра вы предстанете перед судом. Вы понимаете, что я говорю?
— Да.
Кайя не желает никого судить.
— Вы обвиняетесь в заговоре против свободы нации и покушении на безопасность государства. Вам будет предоставлена возможность защищать себя. Хотите ли вы это делать сами или же пригласить законника?
Кайя пожал плечами: ему было все равно.
— В таком случае, вам следует привести себя в подобающий вид. Вам принесут воду, мыло и одежду. Можем ли мы ожидать, что вы в дальнейшем воздержитесь от неблагоразумных поступков?
— Каких?
Следует знать точно.
— Не станете никого убивать.
Кайя постарается.
Но люди ему не поверили. И сковали руки толстой цепью. Вторую протянули между ногами, закрепив чугунное ядро. Им казалось, что этого будет достаточно.
Он из низов: в тайге воспитан гнусом.
Жизнь замечательных людей: биографические записки.
Меррон уснула первой, беспокойная женщина, которая все никак не могла решить, что с ним делать. И маялась, то прикасаясь невзначай, то отдергивая руку, вздыхая, отворачиваясь, рассказывая обо всем и сразу. Потом вообще сбежала, спряталась на другой стороне стола, и разговор окончательно разладился. Впрочем, какой разговор, если он только кивать и способен, а Меррон устала. Зевала, боролась с зевотой, моргала сонно, часто, но все равно сдалась. Она уснула в одночасье, прямо за столом, вцепившись в его край, словно пытаясь удержаться от падения.
От нее пахло госпиталем, и запах этот прочно въелся в одежду, смуглую кожу и короткие волосы. Не раздражал, скорее… Сержант хотел бы защитить ее и от запаха, и от всего, что она там видела.
Беспокоилась.
За него беспокоилась. И разозлилась, узнав, что был рядом, но тут же испугалась собственных эмоций. Она не понимает, что с ней происходит, и надо бы рассказать, но снова страшно.
Не поверит.
Или решит, что ее вынудили.
Лучше, пусть все остается так, как есть. Разве что с одной поправкой: спать на кухне неудобно и Сержант перенес ее в комнату. Он успел изучить дом, особенно лестницу с раздражающе скрипучей третьей ступенькой, и похрустывающей седьмой.
Ее комната темна — шторы задернуты, ставни задвинуты: ей часто приходится возвращаться на рассвете. Да и опасно в нынешнее время оставлять окна без защиты.
Кровать достаточно широка, чтобы хватило места для двоих.
Разозлится, проснувшись?
Или нет?
Все-таки обняла, обвила шею руками, прижалась щекой к груди и трется по-кошачьи, мурлычет сонно, мягко. Заснуть не получится. Да и не хочется спать. Сержант не знал, как долго продлится это, довольно-таки непривычное для него мирное время.
До момента пробуждения?
Дольше?
Насколько? Пока она не заговорит о том, что случилось в Замке. Или не вспомнит о записке, которую ей наверняка дали прочесть. О тетке — ее Меррон и вправду любила, по собственному выбору и желанию, а не странному физиологическому выверту. О собственной смерти.
О том, чем он занимался…
…и вряд ли обрадуется, узнав правду. Скорее всего, сочтет безумцем и опасным. Возможно, будет права. Но главное, что времени у них немного, так стоит ли тратить его попусту?
И все-таки задремал. Проснулся, когда ее дыхание изменилось.
— Дар? Все-таки по-настоящему ты… хорошо, — она отвернулась и зевнула. — Я испугалась, что… такие сны странные снились. Ты знаешь, что ты ненормально горячий? Ты не простыл?
Нет. При всем желании простуда ему не грозит.
— Точно?
А вот у нее руки холодные и сухие. Ссадины. И кожа покраснела, шелушится от частого мытья. Мыло-то в госпитале дешевое самое, разъедает.
Но все-таки неловко, когда она настолько близко.
И еще потягивается, точно дразнит.
— Ты еще более странный, чем раньше.
Она все-таки уходит. Недалеко — Сержант ориентируется по шагам. Ванная комната. И лестница. Лаборатория, устроенная на месте гостиной.
— Быстрее сойдет, — Меррон сидела на низкой скамеечке и втирала мазь в синяк. — Ничего страшного. Кость цела… вообще по уму вчера надо было обработать, но как-то вот… вылетело из головы.
Ей неудобно оттого, что он рядом и наблюдает. И следовало бы отступить, оставить ее в ее же замкнутом мире, где Сержанту место не предусмотрено, но это — выше его сил.
— Я рада, что ты появился, — а в глаза смотреть избегает, что к лучшему. — На самом деле рада. Нет, ты не обязан тут со мной оставаться и в принципе… ничего не обязан. Но если вдруг захочешь, то места достаточно. И вообще ты в своем праве, мы ведь все еще…