Епископ, потерев вспотевший от волнения лоб, скрыл довольную улыбку.

«Превосходно. Пока пешки следуют в правильном направлении».

– Епархия просит судейскую коллегию выделить дознавателей, направляемых для снятия свидетельских показаний в город Фогельбах, на родину свидетельницы Кристины Кляйнфогель, проходящей по делу Якова Циммерманна. Им предписано собрать сведения об означенной особе в доказательство ее незаинтересованности ввести дознавателей в тупик, о ее непричастности к обвинению в колдовстве. А пока суд инквизиции не уверен в невинности свидетеля, то предписывается взять Кристину Кляйнфогель под стражу до выяснения обстоятельств… – громко провозгласил инквизиторский шептальник.

Яков, звеня цепями, поднялся со скамьи и, срывая голос, закричал:

– Не смейте, она невиновна! Она…

Подскочивший охранник грубо толкнул несчастного тупым концом копья и заставил сесть.

Михаэль Люстиг крепко обнял Кристину. Сдерживая ее, готовую броситься на помощь Якову, он прикрыл девушку своим телом, всем видом показывая, что убьет каждого, кто посмеет прикоснуться к ним.

Волнение в зале нарастало. Большинство кровососущих требовало заключить несчастную под стражу. Сердобольные особы продолжали ронять слезы и громко вздыхать, умиленно наблюдая за страданиями влюбленных.

Конрад вновь поднялся с кресла:

– Суд полагает, что находящийся в зале барон Михаэль фон Верен возьмет на себя ответственность за присутствие свидетельницы на будущих дознаниях и обязуется, внеся необходимый залог, присмотреть за ней. Мы не видим необходимости в ее немедленном задержании.

Стоящие рядом с Михаэлем и Кристиной зеваки почтительно отступили на несколько шагов в сторону. Люстиг немедленно отстегнул от пояса увесистый кошелек и, подойдя к судьям, высыпал из него золотые гульдены, которые, громко звеня, разбежались по столу. Очнувшийся от сна бургомистр привычно потянулся к золоту пухлыми короткими пальцами. Голый череп инквизитора покрыли возбужденные багровые пятна. Не желая смотреть на золото, он захлопнул прозрачные веки, его костлявые руки сложились на груди, а тонкие губы зашептали молитву о противлении злу.

Сапфировые глаза епископа довольно сверкнули. Михаэль всегда был ему по нраву, не в пример покойному Призраку Витольду – его брату.

Клирик-секретарь объявил очередной перерыв между слушаниями.

Последним разбиралось дело злосчастного кладоискателя.

Бросив финальный тоскливый взгляд на Кристину, стоящую под защитой человека, который должен стать отцом ее ребенка, художник под свист и ругательства озлобленной и неудовлетворенной мужской половины был выведен из зала.

Захватив скромные пожитки Кристины из паломнического приюта Святого Франциска, Михаэль перенес их в дом Торговой гильдии, где остановился. Он очень надеялся, что пребывание во Фрайбурге будет непродолжительным.

Гильдия находилась в красивом трехэтажном здании с расписными эркерами. Это был просторный дом из обычного для города песчаника под высокой черепичной крышей, украшенной по обеим сторонам фасада остроконечными башнями. Нижний ярус с круглыми арками служил складом товаров для приезжающих на ярмарку купцов. Этажи выше предназначались для проживания самих негоциантов и их слуг.

Заперев дверь комнаты на ключ, Михаэль резко повернулся к Кристине. Но его гневные слова замерли на языке. Женщина стояла в эркере, поникшая и жалкая, ее плечи сводили судорожные рыдания. Сдерживаемый с раннего утра страх, невыносимое напряжение вырвались наружу горькими слезами.

Сердце Михаэля сжалось, он шагнул к ней и крепко обнял. Бедняга зарыдала на его груди еще громче. Михаэль молча гладил ее плечи, успокаивая. Слов порицания не осталось. Веры в успех тоже. Он знал одно: он будет бороться за жизнь Кристины и их ребенка до последнего вздоха. Он мог бы увезти любимую силой еще утром, но после ее пламенного выступления в защиту убогого богомаза это стало невозможным.

Нет, он льстит себе, обманывается, он не смог бы по собственной прихоти сломить волю упрямицы. Так что оставалось молиться. Только вот кому?

Михаэль никогда не задумывался о существовании Бога. Он следовал устоям, посещал службы по просьбе помешанной на спасении души матери, причащался по ее указке, раздавал милостыни неимущим и убогим, но это была игра, порой занудная и непонятная. Показная вера не трогала душу. Тем более вера проклятой потаскухи, родившей его от… Гореть им обоим в аду!

Господь существовал, но где-то очень далеко от мира неприкаянного лесного бродяги.

Бедный Люстиг не догадывался, что в скором времени прежняя жизнь его затрещит по швам, что по следам молодого баловня судьбы, задержавшись всего на несколько дней, в Свободный город летит страшная весть.

Что в Фогельбах пришла «Черная смерть».

Утром следующего дня над Свободным городом разразилось ненастье. Прилетевший с северных широт пронзительный ветер, покружившись над водами Драйзама, принес на своих крыльях колючую снежную крошку. Ее острые частицы ранили лица, забивали рот и нос, собирались под складками одежды.

Непогода разогнала любопытных, толпящихся на площади в ожидании слушаний. Михаэль с Кристиной без труда заняли ближайшую к центру зала скамью и замерли в ожидании.

Люстиг крепко держал девушку за руку. Ее ледяная кисть мелко дрожала от волнения, на бледных щеках багровыми островками проступил румянец. Глаза несчастной лихорадочно блестели, выдавая крайнюю степень напряжения.

Вздрагивая от каждого звука, Кристина то и дело смотрела на дверь, через которую стража выводит заключенных. Несмотря на неутихающее ненастье, зал медленно заполнялся знакомыми зеваками. Непогода не помешала прийти многочисленным представительницам женской половины. Передаваемая из уст в уста романтическая история несчастной и запретной любви, разнесшаяся по городу со скоростью ветра, привлекла в судебный зал немало восторженных истеричных кумушек.

Стараясь занять места ближе к центру, они, как слетевшиеся на костер мотыльки, возбужденно перешептывались, с нетерпением ожидая начала процесса, без стеснения тыча пальцами в направлении сидящих на первой скамье главных участников действа.

На этот раз судейский стол должны были занять двое. Конрад Макленбургский уклонился от участия, не назвав причины. Говорили, он сам отправился в сопровождении двоих дознавателей в Фогельбах. На самом деле епископ намеренно распустил этот слух, который должен был сыграть на руку разработанному им коварному плану. Епископ намеревался присутствовать на заседании сидя в тайной комнате, через окно которой, умело скрытое гобеленами, он мог наблюдать за присутствующими и слышать каждое слово.

Минул час томительного ожидания. Словно ужасающий ночной призрак, к кафедре проскользнул облаченный в черную сутану испанец. Мерзкий продолговатый череп инквизитора на сей раз был скрыт высоким капюшоном плаща и увенчан черной ермолкой. Змей Батиста занял место во главе стола и с тяжелым вздохом вселенского страдальца откинулся на спинку высокого резного кресла, смежив пленочные веки. Его узловатые птичьи лапки судорожно перебирали четки, тонкие и длинные губы вздрагивали, творя неизвестную молитву. Испанец предвкушал.