Уж конечно, не интереса к женщинам, легкомысленно подумал я, чуть развеселившись от двух чарок отличного коньяка. Не для того же ты на постоялом дворе увел к себе красивую бялку, чтобы разговоры с ней разговаривать?

И тут же отогнал всякое легкомыслие – не время… Спросил:

– Я тебя правильно понял? Тропу в мой мир ты можешь открыть прямо здесь, на этой самой поляне?

– Ну да, – буднично и просто сказал Грайт. – Прямо здесь, и много времени это не займет…

Нетерпение прямо-таки захлестнуло меня, но я тут же трезво подумал о некоторых крайне важных и серьезных подробностях. Спросил:

– А куда я попаду? В то же место, откуда ушел, или…

– Ну это очень просто объяснить, – сказал Грайт. – Мне в свое время все подробнейшим образом растолковали ученые люди, которые у нас занимаются Тропами. Они у меня и открыли эти способности, о которых я и не подозревал – как, впрочем, и о самом существовании Троп… Дело обстоит так: ты вернешься к себе в то место, какое отстоит от «места убытия» ровнехонько на то расстояние, которое преодолел здесь. Почему так получается – это уже высокая наука, в которой я не силен. Но обстоит именно так. Давно проверено.

Не могу сказать, что такие подробности меня обрадовали. Наоборот. От того охотничьего домика мы удалились на изрядное расстояние, ехали не строго по прямой, но все равно уехали далековато. Так что я свободно могу оказаться в немецком тылу, причем не на нашей временно оккупированной территории, а где-нибудь в бывшей Польше, откуда выбираться к своим будет крайне затруднительно. Да и наш глубокий тыл, попади я туда, сулил нешуточные сложности. Непременно спросят: это как же ты оказался так далеко от фронта, такой шустрый?

Можно, конечно, убить два дня и вернуться к тому охотничьему домику – вряд ли Грайт мне не поможет туда попасть. Однако попаду из огня да в полымя: хорошо, если развернулись наши главные силы, стали выбивать немцев… а если нет? В деревне Оксаны наверняка уже немцы. Что ж, придется рисковать…

– У тебя только та карта, что я видел?

– Есть еще одна, – сказал Грайт. – Того же размера, но вмещает гораздо больше земель, не только эти места, а целых три провинции.

– Давай посмотрим! – не без азарта воскликнул я.

Штудирование карт и разговор о них заняли часа два, не меньше. Во-первых, я представления не имел, как здешние стороны света сочетаются с нашими. Во-вторых, на второй карте, как и на первой, не было масштабной линейки. Приходилось примерять к картам конные переходы, пытаться их как-то перевести в километры, пусть приблизительно. Грайт пользовался в расчетах здешних километров именно теми словами, о которых рассказал: «Пальцы на руках», «пальцы на ногах», «пять пальцев на одной руке и три на другой». Вершиной его математических познаний было «десять раз по десять». У искренне пытавшейся помочь Алатиэль с математикой обстояло гораздо лучше, но карту она не умела читать совершенно…

Так что с нас троих семь потов сошло. И все же кое-что удалось определить: мне предстояло вернуться в точку, отстоящую примерно километров на шестьдесят от деревни Оксаны, – знать бы только, западнее, восточнее, южнее или севернее… Невозможно сказать точно. Ну что же, придется рисковать, ничего другого не остается…

Нужно хорошо продумать, как я буду выглядеть в глазах окружающих, когда вернусь, неважно, наших или немцев. Пояс с мечом и кинжалом, конечно, долой. Кафтан тоже. Очень уж он отличается фасоном от обычной – да и музейной – одежды нашего мира. Штаны, сапоги и рубашка тоже способны вызвать вопросы, но все же смотрятся не так экзотично. Вот именно, сапоги…

Я проворно их скинул, снял шпоры и в два счета срезал острейшим кинжалом верхнюю часть голенищ с золотыми бляшками – они прочно сидели на заклепках, и выковыривать каждую по отдельности было бы слишком долго. Сапоги, штаны и рубашка – необходимый минимум, нельзя же отправляться босиком, без рубашки и уж тем более без штанов. Теперь карманы…

Я отдал Грайту кошелек с деньгами и зажигательное стеклышко. Трубку и кисет с табаком по коротком размышлении оставил: особых подозрений они возбудить не могли, разве что легкое любопытство – в нашем мире неисчислимое множество видов трубок самого разнообразного фасона и материала, никаких каталогов нет и не было. То же и со светло-желтым длинноволокнистым табаком – мало ли сортов, кто знает их все? Вот вигень напоследок я расстегнул и снял с шеи с сожалением: отличная штука, могла бы здорово пригодиться, но брать ее с собой никак нельзя: вполне вероятно, где-нибудь да обыщут…

Закончив, я вопросительно взглянул на Грайта, чуть разведя руками, – теперь мы не могли понимать друг друга. Он показал жестом, что отлично все сообразил, столь же выразительным жестом велел мне сидеть на прежнем месте и вышел на середину поляны. Я во все глаза уставился на него.

Не произошло ровным счетом ничего необычайного. Просто он поднял руки жестом опытного дирижера (не хватало только палочки) и надолго застыл в этой позе. Молчал. Может быть, произносил что-то про себя (вдруг для этого нужны какие-нибудь заклинания? Есть же в этом мире магия, Грайт сам говорил), но он стоял ко мне спиной, и я не видел его лица.

Потом перед ним появились неяркие желтые огоньки, очень скоро принявшие очертания невысокой арки, слились в сплошную полосу золотистого сияния – и за ней открылось нечто знакомое: коридор или туннель со стенами темного цвета, по которым мерцали зеленые огоньки. То, что я уже видел в спальне Оксаны, когда Грайт меня уволок в свой мир. Он был недлинный, метров пять, и я с того места, где сидел на поваленном стволе, прекрасно рассмотрел, что на другой стороне – самый обычный лес, по каким я изрядно походил и во время службы, и во время скитаний…

Грайт обернулся, сделал приглашающий жест. Не нужно было приглашать дважды: я прямо-таки метнулся туда, ног под собой не чуя от радости.

Не было долгих прочувствованных прощаний – к чему? Грайт толкнул меня кулаком в плечо, и я впервые за время нашего знакомства увидел на его лице настоящую улыбку – широкую, веселую. И тут же подбежала Алатиэль, очаровательная амазонка, храбрая подпольщица, радистка, в которую я, к счастью, так и не влюбился по известным причинам. Глядя мне в глаза, произнесла длинную певучую фразу, оставшуюся совершенно непонятной. Тут же поняла свою ошибку, смущенно улыбнулась, махнула рукой, бросилась мне на шею и крепко поцеловала в губы, прижавшись всем телом, – и это, что греха таить, было чертовски приятно. Грайт, уже, как всегда, хмурый и озабоченный, требовательно похлопал ее по плечу, она медленно убрала руки с моей шеи и отступила.

Повернувшись, я бросился в проход меж мирами, как бросаются в холодную воду. Почти бегом, в несколько прыжков, выскочил на той стороне, где деревья, кусты и цветы были знакомы, как собственная комнатка в комендатуре. Ликующая радость накатила, и тут же прошиб нервный озноб, с которым я быстро справился. Осторожно сделал несколько шагов вперед, словно по тонкому льду (тогда я еще не знал, что по тонкому льду нужно идти как раз быстро), – но под ногами была твердая земля.