— Не могу терпеть, — начал было Уильям и потянулся к ней.

— Можешь.

Она поднялась, и они впервые ощутили на себе прохладу вечера. Должно уже темнеть, сообразила Сора, и времени для того, чтобы доставлять ему наслаждения, нет.

— Дай мне руки, — произнесла она, и он смиренно подчинился. Положив его руки к себе на талию, она суровым голосом, не терпящим возражений, сказала:

— Не убирай их.

Сора дрожала от того напряжения, в которое ей обходилось это замедленное и томительное действо. Она хотела по-разбойничьи терзать его, удовлетворить тот жар, который сжигал ее изнутри, взять его, не думая о том, чтобы приятно было и ему, но осознавая, что его радость беспрепятственно сольется с ее наслаждением. Соре просто хотелось, чтобы Уильям понял, что отказывать ей он может не более, чем она ему. Она его дразнила теперь так же, как когда-то раньше делал это он:

— Вы, милорд Уильям, — тот человек, который изба вит меня от отчаяния. Прямо сейчас. Теперь же.

Он засмеялся и простонал. Кажется, она поймала его руки, когда он оторвался от ее талии, и вернула их на место с показной решимостью.

— Было твое время, Уильям, теперь позволь уж мне. Он снова застонал. Теперь намерения ее были очевидны, но Уильям был человек честный и предоставил Соре действовать по собственному усмотрению.

Сора прикоснулась к его рту приоткрытыми губами, Дыхание их смешалось, и Уильям попытался поймать ее своим языком, однако она не стала участвовать в этом. Отпрянув, она рассмеялась неторопливо и глумливо.

— Ведьма.

Укоризна эта прозвучала не так убедительно, как ему хотелось бы.

Сора оценила страдания Уильяма и ответила медленным движением своего тела по его телу. Привстав, она спустила подвязки и подцепила большими пальцами его кушак. Он выгнулся в ответ на ее невысказанное предложение, и она стащила с него всю одежду.

Сора не знала, что подсказало ей сделать это возможно, чистое любопытство, но она прильнула к Уильяму и попробовала его на вкус. Конвульсии его прекратились; он совершенно перестал дышать, проявлять хоть какие-то признаки жизни или жестами выдавать свое наслаждение. Встревожившись, Сора оторвала от него свой рот:

— С тобой все в порядке, Уильям? Ответом ей был оглушительный вздох.

Никогда Уильяма не пытали таким сладостным образом. Ему хотелось двигаться, кричать, сжимать Сору там, где она находилась, и отбрасывать ее прочь. Он сдерживал дыхание, скрежетал зубами и цеплялся за скамью так, будто камень мог его скинуть с себя, и когда терпеть ему было больше невмоготу, он пробормотал:

— Сора!

С мстительной улыбкой она встала на ноги, подняла юбку и спросила:

— Этого тебе хотелось?

— Черт тебя побери, Сора, приди ко мне, если ты ценишь собственное удовольствие.

Она не стала задавать вопросов, а просто приникла к нему, высоко задрав юбку. Упершись одной ногой в стену и оставив вторую ногу на земле, она безошибочно, подчиняясь инстинкту, нашла его. Соре хотелось ринуться на Уильяма, достичь удовлетворения единственным стремительным порывом до конца, но еще более она желала помучить его. Взяв над собой контроль, Сора ослабила свое положение, пользуясь для ориентации в пространстве вытянутой ногой. В порядке эксперимента она, опускаясь, стала вращать бедрами. Уильям охнул и напряженно выгнулся в ее направлении, и Сора убыстрила возбуждающее движение. О, как ему это понравилось! Она вновь приподнялась, опустилась, вращая бедрами, и поднялась. Руки Уильяма стиснули талию Соры, он бросил ее вниз, приподнял.

Руками и телом Сора противилась Уильяму: недостаточно активно, чтобы нарушить их союз, но вполне достаточно для того, чтобы он пробурчал:

— Ну-ка, прекрати, девчонка.

Разумеется, если бы Уильяму надо было, то он мог бы с ней справиться; он сумел бы без труда одолеть ее в любой момент. Терпение его не знало границ, раз он умудрялся выслушивать проклятия Соры в свой адрес, сохранять взятый ими ритм да еще и подзадоривать ее со все нарастающей энергией.

Сора задыхалась, она оказывала сопротивление; она обнаружила что совершенно невольно из груди ее вырываются легкие вскрики. И когда она поднялась над Уильямом в самый последний раз и внутри ее все разорвалось, пережил это вместе с ней. Он смаковал содрогания, которые приводили Сору на грань безумия, и, когда она кончила, спина его прогнулась над скамейкой; он отбросил ее на самый край собственным мощным извержением.

Сора рухнула на Уильяма, более не обладая упругостью страсти и решимости. Подняв одно из ее запястий, Уильям отпустил его и засмеялся при виде того, как оно упало. Он поднял Сору, устроившись так, чтобы им было теплей и уютней. Она подчинилась воле его рук, размякнув в сладостном томлении, последовавшем за страстью. С проницательностью, которая удивила Сору, он подождал, укромно устраивая ее под своим подбородком, и затем спросил:

— Все еще злишься?

— Да, — ответила она, медленно растягивая слова, что было вызвано исключительно полученным наслаждением. — Но мне не хватает духа, чтобы выразить это.

— Я запомню, что тебя можно подчинить столь приятным способом, — пообещал Уильям.

Стремление к борьбе вновь частично пробудилось в Соре, и она принялась подыматься, однако Уильям заставил ее снова лечь, прижав к себе ее голову рукой. Сора в возмущении проговорила:

— Не очень-то у тебя игривое теперь настроение.

— У меня замечательные способности к восстановлению, — напомнил он.

Сора упрямо отказалась признавать это, и Уильям продолжил:

— Ты была готова к тому, чтобы быть со мной. Что, ты возбуждаешься оттого, что меня дразнишь?

Ее дыхание обдало шею Уильяма.

— Да, конечно. Когда ты получаешь от этого столько наслаждения, от всего моего тела исходит переживаемая мною любовь.

— Любовь? — рассеянно переспросил он, расчесывая волосы Соры пальцами.

— Любовь, которую послушная жена испытывает своему супругу.

— Любовь, которую предписывает церковь.

Он кивнул в том направлении, где находилась голова Соры, как будто понял ее слова.

— Да.

В голосе ее почти что не было уверенности. Сопа ощущала скованность, которая превратила Уильяма под ней в жесткую доску, и ей показалось, что она поняла причину этого.

— Я была бы неблагодарной дурой, если бы не поблагодарила тебя за то, что ты ответил на эту любовь любовью

— И что же дало тебе основание считать, что я ответил любовью на любовь?

Она рассмеялась тихим грудным смехом.

— Ты добр ко мне. Ты терпеливо сносишь мое невежество. Ты никогда не напоминаешь мне, что я тебе в тягость, и не бьешь меня, когда я заслуживаю того.

— Господи Боже мой! И у тебя это называется любовью?