– Меня, коллега, смущает другое, – откликнулась одна из женщин-аналитиков, отвечающая за анализ действия силовых структур, в прошлом полковник из Управления МВД, – нападение в центре города – это не стиль вышеупомянутых господ. Я уверена, что это личная инициатива Майорова, тем более что с его подачи в городе были объявлены аж два подряд «Перехвата». Впрочем, они не дали результатов, что говорит об уровне противодействующей стороны.

– Зачем Майорову нужны такие крайние меры? – спросил Андреев.

– Машина направлялась в сторону ЦКБ, где сейчас Президент. Видимо, Колышев и Варшавский рассчитывали как-то повлиять на состояние Президента. Но поскольку сами они не врачи и не волшебники, должен быть кто-то третий, с кем, видимо, они должны были встретиться либо по дороге, либо уже в самой больнице.

– Допустим, – Андреев действительно допускал такой вариант. – Так вы считаете, что Каганович и Эпштейн здесь не причём?

– Я считаю, что это не они отдали приказ о ликвидации, – отвечала бывший полковник, – акция на счету Майорова. Видимо, он действовал самостоятельно. Скорее всего, Каганович и Эпштейн будут выжидать удобного момента, когда смогут вклиниться в развитие событий, не замазавшись по самые уши. Но вот волну в СМИ запустили они, и тем самым смерть Колышева им сейчас очень неудобна, ведь они фактически продвинули версию, что это Колышев виноват в случившемся с Президентом. А так, с его смертью, получается полная бессмыслица. Кстати, там уже начались намёки на наше участие.

– Это несерьезно, но неприятно. Что по Президенту?

– Наше мнение, что, скорее всего, произошла случайность, – подхватился аналитик, отвечавший за обзор правительственных действий. – К такому развитию событий никто не готовился, это видно по неуверенным шагам всех игроков. Иначе кто-то, кто за этим стоит, действовал бы более целенаправленно.

– Это не могут быть спецслужбы иных стран? – Андреев допускал и такую версию. – Ну, например, чтобы создать хаос и панику?

– Маловероятно, ни одна страна ещё не предприняла никаких осмысленных действий. Случайность произошедшего вероятна более, чем на восемьдесят процентов.

– Ладно, допустим. Что биржа? – на этот раз Андреев обращался к финансовым аналитикам, которых он, по старой памяти, взял в новую корпорацию из одной из разорившихся инвестиционных компаний.

– Резкое падение. Но это было понятно ещё вчера вечером. Кстати, все игроки пытались удержать индексы, никто сознательно на понижение не шёл, что подтверждает нашу версию.

– Если это не какой-нибудь дьявольски хитрый план… Каковы ваши предсказания по развитию событий? – вопрос был обращён к начальнику аналитического отдела.

– К концу дня, при условии, что его и далее будут поддерживать Каганович и Эпштейн, Майоров попытается отстранить от власти премьера. Для этого ему понадобится вступить в союз или с министром обороны, или с министром внутренних дел. Последнее вероятно в большей степени. Если всё будет идти, как есть сейчас, то завтра, максимум послезавтра Думой и Советом Федерации будет вынесено решение о создании какого-нибудь Органа по Спасению во главе с Майоровым. Потом – чрезвычайное положение, а за ним – неприкрытая диктатура. Как диктатор, Майоров эту Думу разгонит вместе с Правительством.

– Значит, на коне окажутся Каганович и Эпштейн?

– Существует большая вероятность того, – саркастически заметила женщина-аналитик, – что этот конь будет не по ним. Майоров попытается избавиться и от них. Ему не нужны господа. Но поддержка ему понадобится, а вот где он её будет искать – это вопрос открытый.

– Ну что ж, господа, спасибо. До вечера мне нужны хоть какие-то данные об этом третьем, с кем должны были встретиться Колышев и Варшавский, – и Андреев поднялся из-за стола.

«Так-так-так, вот почему вы не хотите встречаться… Интересно, а что же такого было в этом монастыре?» – интуиция подсказывала Андрееву, что события у монастыря явно имеют важный смысл, но ему не хватало информации. «Ну что ж, надо напрягать Мамаладзе, пусть применит всё своё влияние, чтобы министр обороны самоустранился, он ведь, всё-таки, друг Президента, хотя к премьеру и относится прохладно. А я надавлю на сенаторов – пусть отрабатывают вложенные в них деньги…»

Андреев взял в руки телефон, чтобы звонить Мамаладзе, как вдруг тот выдал мелодию из «Увертюры 1812 года» Чайковского. Высветился незнакомый номер. «Интересно, кто это? Этот номер знают всего несколько человек. Может быть, ошиблись?» – подумал Андреев, но соединение нажал.

– Да, слушаю, – сухо сказал он.

– Нет, Эдуард Петрович, я не ошибся. Я звоню именно вам, – голос был не знаком.

– Ну, и кто вы? – Андреев удивился такой проницательности собеседника, но вида не подал.

– Меня зовут Руслан, и я знаю очень многое из интересующего вас, в том числе и по поводу ваших друзей. Нам надо встретиться.

– Это вам надо. А мне это зачем? – ровным, как всегда, голосом спросил Андреев.

– Вам это надо даже больше, чем мне. Поверьте. И, пожалуйста, до нашей встречи не звоните никому, даже Мамаладзе, – таинственный Руслан говорил очень убедительным тоном.

– Хм… Ну что ж, вы меня заинтриговали. Подъезжайте ко мне, вы ведь, наверное, знаете, где я нахожусь? – Андреев позволил себе чуть-чуть съязвить.

– Я буду у вас на подземном паркинге через десять минут. Пусть ваш начальник охраны меня встретит и проводит.

– Однако. Ладно, пусть будет по-вашему. Надеюсь, вы понимаете, что моё время очень дорого, и я обижусь, если вы его используете зря?

– Бросьте, Эдуард Петрович, вы не умеете обижаться, – и Руслан повесил трубку.

«Надо же», – с удивлением подумал Андреев и на музыкальном центре, созданном в Швеции по спецзаказу, включил каприз Паганини. У него оставалось ещё десять минут для прекрасного…

Зигфрид лежал на госпитальной кровати и испытывал доселе не изведанное им чувство. Чувство глубочайшего стыда вперемешку с полной апатией. Депрессия. За эти сутки Штаевский потерял к себе уважение как к профессионалу, причем полностью, и хотел только одного – чтобы его послали на задание и он там геройски погиб. Только так, считал Зигфрид, можно смыть с себя этот позор. Сам в госпитале с перевязанной ногой и гудящей головой, потерял четырёх бойцов, позволил захватить агента и полностью провалил задание. Ужас! Полный п… ц!

Телефон, лежавший на тумбочке рядом с кроватью, вдруг выдал полные торжественности и неземной силы звуки «Полёта Валькирий». «Ну, – лениво среагировал Зигфрид, – и кто ещё хочет надо мной поиздеваться?» На самом деле, никто даже намёков никаких не делал на издёвку, но ему казалось, что даже госпитальные медсёстры, когда он не может их видеть, втихомолку над ним насмехаются. «Пума… Ну, что ещё у нас плохого…»

– Да, слушаю! – гаркнул в трубку Зигфрид, готовясь послать Пуму куда подальше.