взглянуть на некоторых современных пророков, говорящих о человеческой природе. Я говорил, что человек не может развиваться вне своего характера, что он застрял в нем навсегда. Гёте сказал, что человек не может избавиться от своей природы, даже если он жертвует ей. Мы можем добавить – даже если он пытается жертвовать ее Богу. Теперь пришло время увидеть, что если человек не может развиваться за пределами своего характера, он, безусловно, не может развиваться и без него. Это приводит нас к одному из великих споров в современной научной мысли. Если мы говорим о иррациональной жизненной силе, существующей в ограничениях, которыми обладают организмы, то не стоит делать следующий шаг и увлекаться столь популярными сегодня абстракциями, в которых жизненная сила внезапно и чудесным образом появляется из природы без любых ограничений. Я имею в виду, конечно, новый пророческий подход таких людей, как Маркузе, Браун и многих других, к тому, чего может достичь человек, и что на самом деле означает быть человеком. В начале этой книги я обещал остановиться на этой проблеме немного более детально, и сейчас самое время.

Возьмите работу Нормана Брауна «Жизнь против смерти»: редко появляется подобное по красоте произведение. Редко книга, полная столь точных, столь угрожающих аргументов, достигает такой популярности; но, как и большинство других книг, способных потрясти основы, ее любят вовсе не за то, за что следует. Ее ценят не за сокрушительные откровения о смерти и анальности, а за совершенно нелогичные выводы: за призывы к жизни без подавления страхов, за возвращение телу значения места первичного удовольствия, за отмену стыда и вины. Браун заключает, что человечество может преодолеть напряжение, которое несет страх смерти, только если оно полностью живет телом и не позволяет какой-либо непрожитой жизни отравлять существование, лишать удовольствия и оставлять след сожаления. Если человечество сделает это, говорит Браун, то страх смерти больше не приведет его к безумию, расточительству и разрушению; у людей будет свой апофеоз в вечности, если они будут жить полностью в настоящем опыте6. Врагом человечества является подавление, отрицание пульсирующей физической жизни и призрак смерти. Пророческое послание предназначено для совершенно не подавленной жизни, которая породит нового человека. В нескольких строках Брауна заключается ключевое послание:

Если мы можем вообразить человека, который не подавлен, человека, достаточно сильного, чтобы жить и, следовательно, достаточно сильного, чтобы умереть, то есть такого, которого никогда не существовало, – такой человек [смог бы]… преодолеть вину и беспокойство… В таком человеке исполнилась бы мистическая надежда христианства, воскрешение тела в форме, как сказал Лютер, свободной от смерти и скверны… Человеческая душа может примириться с таким преображенным телом, и человеческое эго снова становится тем, чем оно было задумано: всего телом-эго и внешним телом… Человеческое эго стало бы достаточно сильным, чтобы умереть; и достаточно сильным, чтобы отбросить вину… [Полное] психоаналитическое сознание будет достаточно сильным, чтобы списать долг [вины], выведя его из детской фантазии7.

Что можно сказать о такой красноречивой программе, когда она противоречит всему, что мы знаем о человеке, и большей части того, что сам Браун написал о человеческом характере на предыдущих почти трех сотнях страниц? Эти несколько строк содержат настолько очевидные заблуждения, что можно лишь удивляться, как кто-то мог вообще позволить им задержаться в своем сознании, а тем более опровергнуть их как весомые аргументы. Мы снова и снова возвращаемся к основам основ, о которых мы недостаточно громко кричали с крыш домов или печатали недостаточно большими буквами: вина – не результат детской фантазии, а осознанная реальность взрослого человека. Нет силы, способной преодолеть вину, если только это не сила бога; и нет способа преодолеть тревогу существа, если только оно не бог, а не существо. Ребенок отрицает реальность своего мира как чудо и как ужас; вот и все. Куда бы мы ни обратились, мы встречаемся с этим фактом, который мы должны повторить в последний раз: вина – это функция реальной подавляющей силы, абсолютного величия объектов в мире ребенка. Если мы, взрослые люди, достаточно глупы и защищены от всего этого, нам остается только читать поэтов, таких как Томас Траэрн, Сильвия Плат или Р. Л. Стивенсон, которые не притупили свои рецепторы к повседневному опыту:

Поскольку я продолжаю проживать эту жизнь день за днем, я становлюсь все больше похожим на растерянного ребенка; я не могу привыкнуть к этому миру, к созданию потомства, к наследственности, к зрению, к слуху; самые обычные вещи – это бремя. Чопорная, стертая, благовоспитанная поверхность жизни и широкие, непристойные и развратные – или вакхические – основы создают зрелище, с которым никакая привычка не примирит меня8.

Все брауновское видение какого-то будущего человека рушится из-за одной неспособности понять вину9. Она проистекает не из «детской фантазии», а из реальности.

Другими словами – и это тоже достаточно важно, чтобы в последний раз подчеркнуть – ребенок «подавляет себя». Он берет на себя управление собственным телом, реагируя на совокупность опыта, а не только на желания. Как исчерпывающе и определенно утверждал Ранк, проблемы ребенка являются экзистенциальными: они относятся ко всему его миру – для чего нужны тела, что с ними делать, в чем смысл всего этого творения10. Подавление выполняет жизненно важную функцию, позволяющую ребенку действовать без беспокойства, брать опыт в свои руки и получать надежные ответы на него. Как мы можем получить нового человека без вины и беспокойства, если каждый ребенок, чтобы стать человеком, обязательно ограничивает свое эго? Во «второй невинности»11 не может быть рождения, потому что мы получили бы повторение тех самых движущих процессов, о которых сожалеет Браун, – процессов, исключающих возникновение ужасов невинности. Это необходимые процессы гуманизации, развития эго.

Браун с головой погружается в аристотелевские первопричины и утверждает, что знает, что человеческое эго «было задумано, чтобы быть прежде всего телесным эго…» Браун не первый, кто утверждает, что эволюция человеческого животного – своего рода ошибка. До него сходных позиций придерживались такие выдающиеся мыслители как Тригант Берроу и Л. Л. Уайт, и теперь Браун оказывается в одном ряду с ними, как за всю бессмыслицу, так и за все хорошее, что они написали. Как мы можем сказать, что в случае с человеком эволюция совершила ошибку: развитие переднего мозга, способность мыслить символами, сохранять опыт, контролировать время не было «задумано» природой и поэтому представляет собой саморазрушение, воплощенный в невероятном животном? Эго, напротив, представляет собой огромное расширение опыта и потенциального контроля, шаг к истинной суб-божественности в природе. Жизнь в теле – это не «все,