В создавшейся ситуации для Шмидта обвинение на «высочайшем уровне» могло оказаться своеобразным нокдауном без шансов на будущее… Однако для миллионов советских людей Шмидт был слишком знаменитой фигурой, увенчанной совсем недавно званием Героя Советского Союза. Устранение его с советского Олимпа могло вызвать в советском обществе ненужные сомнения, хотя (по рассказам старых полярников) на рубеже 1937–1938 годов Вышинский любой разговор со Шмидтом предварял стандартной фразой: «Дорогой Отто Юльевич! Вы нам очень дорого обходитесь…» Видимо, прав М.М. Ермолаев, говоря о торжестве командно-административной системы: было время, когда она принимала Шмидта за своего, но со временем он перестал умещаться в отведенном ему пространстве на советском прокрустовом ложе. Да и спецслужбы еще не имели опыта отстрела Героев Советского Союза… Более того, накануне первых выборов в Верховный Совет население страны известили о назначении Шмидта… заместителем председателя Центральной избирательной комиссии. Дескать, будет жить любимец страны, ничего с ним не сделается…

Вся деятельность Отто Юльевича в 1937–1938 годах проходила на фоне грандиозных потрясений в стране. Шел очередной сталинский эксперимент – на этот раз в части истребления партийных кадров. Улетая в Арктику весной 1937 года, Шмидт считал, что перекладывает выполнение февральского пленума ВКП(б) на своего комиссара Бергавинова, а вождь мирового пролетариата обыграл его, проведя процесс Тухачевского сразу после высадки на Северном полюсе, затем повторил ту же нехитрую комбинацию при возвращении папанинцев, увязав ее по времени с приговором по процессу Бухарина и его «подельников»… А между двумя процессами арестовал Бергавинова по обвинению в покушении на собственную персону, лишив главу ГУ СМП партийного прикрытия…

Несмотря на очевидные неудачи в Арктике, далеко не все обстояло там безнадежно, была и солидная перспектива. Еще до ликвидации первой дрейфующей Шмидт занимался подготовкой второй дрейфующей станции в районе полюса относительной недоступности, формируя ее персонал (начальник А.И. Минеев, радист В.В. Ходов, гидролог Г.Е. Ратманов, геофизик М.Е. Острекин). Отто Юльевич планировал заброску всего необходимого на Чукотку. Только самые дотошные люди из его окружения знали, что тем самым он готовился проверить идею А.В. Колчака – того самого Верховного правителя России эпохи Гражданской войны, одно упоминание о котором в качестве корифея арктической науки могло стоить поездки на Колыму без особых шансов на возвращение.

Внушало сдержанный оптимизм и выполнение судостроительной программы по планам ГУ СМП, составленной не просто при непосредственном участии Шмидта, а под его руководством. И это – несмотря на многочисленные «посадки» судостроителей, а точнее, вопреки им. 14 августа 1937 года на ленинградских верфях был спущен на воду первый из серии новых ледоколов, получивший, естественно, имя «Сталин», а вслед за ним и его «систершип» – «Каганович», успевший к началу войны перейти в Арктику. Имя Шмидта должен был носить один из кораблей этой серии, но после высочайшей опалы он был назван в честь Анастаса Микояна – а жаль! Своей дальнейшей судьбой – одним хотя бы прорывом из охваченного войной Черного моря зимой 1941–1942 годов на просторы Мирового океана, а затем в Арктику – это судно больше соответствовало характеру Шмидта, чем мирного наркома пищепрома, вошедшего в историю способностью продержаться наплаву «от Ильича до Ильича без инфаркта и паралича». Судостроители успели также справиться с поставкой арктическому флоту сухогрузов типа «Дежнев» – одним из них был «Мурман», уже известный читателю. Успешно развивалось такое сугубо арктическое научно-прикладное направление, как ледовая авиационная разведка, с помощью которой велось картографирование ледовой обстановки. Определенно заложенное Отто Юльевичем в Арктике продолжало действовать и без него…

Время Шмидта истекало, в ближайший год ему предстояла сдача кабинета на улице Разина, 5 новому хозяину. Тот более отвечал запросам хозяина всей страны…

Справившись с эвакуацией папанинцев, можно было после окончания полярной ночи приниматься за зимующие суда. Предварительно их с помощью летчиков освободили от избытка «народонаселения», применяя тем самым опыт, полученный после гибели «Челюскина». Работу авиаторов в Тикси обеспечивал опытнейший синоптик Б.Л. Дзердзеевский, отличившийся в полюсной операции. В первый же день тремя самолетами Р-6 из каравана «Ленина» в Тикси было доставлено 22 человека, в основном женщины. С судов на западе моря Лаптевых экипажи Асямова, Шпакова и Дмитриева за месяц вывезли 80 человек, причем на пределе дальности своих машин. Затем в дело вступили двухмоторные машины В.П. Задкова, В.П. Купчина и Е.Н. Николаева.

Участник этих полетов штурман А.П. Штепенко так описал первые впечатления от увиденного: «Застывшие без признаков жизни, стояли во льдах океанские пароходы и ледокол. Палубы их занесло снегом, по железным бортам громоздились льдины. Мачты и снасти покрывались льдом.

На случай потопления судна среди торосов у каждого корабля грудами сложены ящики с продовольствием и снаряжением. В небольшой палатке корабельный кок готовит легкий завтрак для экипажей и улетающих с нами моряков.

На аэродроме во всем чувствуется порядок. Составлены списки людей и очередность их вылета. Учтены грузы и личный багаж. Пока мы пьем горячий кофе, идет загрузка багажа…

Загудели моторы, заскользили по снегу лыжи. Медленно набирает скорость самолет… Торосы заслонили собой горизонт. Вот они прямо перед нами, острые, безобразные… Самолет резко отрывается… Купчин… улыбаясь читает радиограмму: “Отлично взлетели. Прилетайте завтра за щепками от лыж. Сейчас команда собирает их в торосах”» (1950, с. 132–133).

Вывоз лишних людей с судов на западе моря Лаптевых завершился уже в апреле – на пределе возможного, когда на глазах у пилотов происходило разрушение аэродрома в результате подвижек льда. Но освобождение судов каравана затянулось до августа. При этом экипаж «Красина» во время зимовки организовал добычу не слишком качественного угля на береговых месторождениях в 78 километрах от ледокола. В добыче топлива участвовала большая часть экипажа (на ледоколе оставалось лишь 25 человек) вместе с пассажирами, а также работники «Нордвикстроя». Это предприятие выделило для перевозки добытого топлива трактор, а местные органы – еще и оленьи упряжки. Добытых почти 3 тысяч тонн топлива хватило на зимовку, а также для обеспечения остальных судов каравана для возвращения в Тикси. В связи с этим Шевелев особо отметил, что ледокол «…сам выходил из ледового плена без нашей помощи» (1999, с. 93).

В «караване трех кораблей» на севере моря Лаптевых под общим руководством Р.Л. Самойловича дела развивались сходным образом. Капитан «Садко» Хромцов, описывая реальные трудности, не забыл отметить встречу Нового года, когда было «…всем выдано по полстакана вина. После полуночи вечер самодеятельности проходит очень весело». Насколько Большая земля была в курсе происходящего на дрейфующих судах, свидетельствует запрос Архангельского политотдела Главсевморпути: «Срочно сообщите, какую работу проводите с местным населением» (Буйницкий, 1945, с. 55).

Как и людей из каравана «Ленина», зимовщиков с дрейфующего «каравана трех кораблей» вывозила авиация. Первая встреча авиаторов с зимовщиками произвела сильное впечатление на тех и других. Будущие пассажиры словно увидали себя со стороны и словно застеснялись своего вида, но еще удивительнее были рассказы людей с Большой земли: «… Мы в ужас пришли – стоит толпа оборванцев: ватники прожжены, на одной руке – рукавица, на другой – перчатка, подпоясаны бечевками – так примерно рисуют зэков. А они (то есть авиаторы. – В.К.) вышли как марсиане: красавцы, в кожаных тужурках, желтых брюках, унты оленьи, мехом подбиты беличьим – просто красавцы. Мы на них смотрели, они на нас, им даже жутко: страшные мы, грязные… – вспоминал позднее В.П. Кожухов. – Осталось жуткое воспоминание от того, что от них услышал. Оказывается, на Большой земле неблагополучно: все директора, мало-мальски занимающие высокие посты, оказались вредителями, все они арестованы. Вредители, оказывается, всюду. И привели такие примеры. Когда к нам летели, садились на аэродроме в Казани, подали тягач, он тянул самолет, оборвался трос – сломался винт – это специально подстроили. И еще. Когда садились в Иркутске или Якутске, самолет пытались заправить не бензином, а водой» (Ермолаев, 1999, с. 223).