На людей, отвыкших за своими полярными делами от реалий Большой земли, подобная чушь производила впечатление, но далеко не на всех… Другим при возвращении бросались в глаза некоторые странности. Например, для встречи зимовщиков заказывается банкетный зал на полтораста человек – а из местных деятелей является десяток-другой, и никто не может людям, отвыкшим от Большой земли, объяснить почему… В Москве вновь прибывших не встретил даже самый незначительный чиновник из ГУ СМП, зато начальника Гидрографического управления ГУСМП П.В. Орловского по прибытии в Ленинград арестовали прямо на вокзале, а Н.И. Евгенова – неделю спустя. И только впоследствии освобожденные зимовщики узнавали, что еще во время зимовки органами НКВД были взяты их коллеги Е.С. Гернет, П.К. Хмызников и многие другие. Лишь теперь руководители зимовки уяснили смысл непонятного приказа Шмидта об отстранении П.В. Орловского от обязанностей начальника гидрографии ГУ СМП, полученный на «Садко» еще в октябре или сентябре 1937 года. Приказа, который не был доведен до сведения подчиненных…

А потом последовали и другие аресты. Всего, по опубликованным сведениям из Гидрографического управления Главсевморпути, «…за 1938 год органами НКВД были арестованы 13 человек, “изъято из аппарата” 62 и уволено 149 “сомнительных и чуждых элементов”» (Попов, 1990, с. 128). Однако этот мартиролог и перечень сломанных человеческих судеб по Главсевморпути в действительности гораздо длиннее: заместители Шмидта крупные хозяйственники А.Н. Баевский, И.Л. Бобров (оба участники челюскинской эпопеи), Б.В. Лавров (строитель Игарки и первопроходец Лены с моря), моряки Э.Ф. Крастин, Н.М. Янсон, Ф.И. Дриго и другие, ученые-геологи Р.Л. Самойлович (директор Арктического института), Н.Н. Урванцев (первый определивший запасы руд Норильска и создатель карты Северной Земли), М.М. Ермолаев (создатель первой геологической карты Новой Земли), авиаторы В.Л. Галышев (участник спасения челюскинцев) и Н. Жигалев, а также многие-многие другие жертвы сталинских репрессий…

Пытаясь оценить причины бед, поразивших нашу Арктику в те годы, приходится учитывать их уровень. К сожалению, гестаповская провокация (первоначально направленная против руководства РККА) удалась больше, чем рассчитывали в Берлине. Сочетание подозрительности Великого Диктатора с неприятием малейшей угрозы своей личной власти, движимое его могучей волей, проникло во все административные, хозяйственные и партийные подразделения, парализуя малейшие проявления самостоятельности на местах. Дальше – больше… На эти спазмы «государственной мудрости» наложились проблемы руководства более низкого уровня, как это было у Шмидта: вместо оперативной работы – написание отчета в ЦК после возвращения с полюса, ритуальные пропагандистские поездки по стране, элементарная необходимость санаторного лечения, наконец, смерть жены… Результат – зимовка флота в Арктике, вопреки постановлению СНК от 28 марта, свалившего очевидный провал, помимо прочего, на «благоприятную обстановку для преступной антисоветской деятельности вредителей в ряде органов ГУ СМП». Последнее из нашего времени представляется лишь пропагандистской благоглупостью для людей, лишенных воли задумываться…

Удивительно, как в Арктике люди противостояли выпавшим на их долю испытаниям. Маленький коллектив (всего-то три человека!) полярной станции на острове Котельный первоначально должен был метеосводками и радиосвязью обеспечивать эвакуацию зимовщиков из «каравана трех кораблей». Однако вскоре старший в этом коллективе В.П. Соколов понял, что ему предстоит гораздо большее. Он описал работу своей «полярки» на страницах «Советской Арктики»: «Из-за отсутствия на станции авиабензина она первоначально должна была нести работу лишь вспомогательного характера. Все же, чтобы гарантировать себя от случайностей, мы принялись за выпечку хлеба. Наша маленькая прогоревшая духовка непрерывным потоком пропускала через себя хлеб, и за день нам удавалось испечь до 35 кг. В это время станция была похожа на хлебозавод. К середине марта мы приготовили до 700 кг печеного хлеба.

15 марта 1938 года станцию посетил первый самолет. Это был разведочный самолет Н-177 экспедиции Героя Советского Союза т. Алексеева. Экипаж самолета мы встретили с большой радостью. С 20 марта началось обслуживание экспедиции т. Алексеева сводками о погоде. Сводки шли каждые три часа, перед вылетом самолета – через час, а во время нахождения самолета в воздухе – через каждые полчаса. 3 апреля рано утром три воздушных корабля, участвовавшие в полюсной экспедиции, снялись из Тикси и пошли на караван “Садко”. Взяв на караване пассажиров, самолеты пошли в обратный путь. Но в это время и Тикси, и Шалауров закрылись низкой облачностью. Уже будучи в воздухе, самолеты сообщили, что идут на Котельный, просили разложить посадочный знак, приготовить костер и бочки для подогрева масла.

Первым на аэродром станции опустился самолет Н-170 Героя Советского Союза т. Головина, затем Н-171 летчика-орденоносца т. Орлова и, наконец, Н-172 Героя Советского Союза т. Алексеева. 43 человека гостей наполнили станцию веселым гулом. Размещаться всем пришлось на полу, так как нар у нас еще не было. Запасенный нами хлеб весьма пригодился. Через два дня самолеты вылетели в Тикси.

Предполагая, что в следующие перелеты наша станция может быть использована как промежуточная база, мы занялись устройством нар. Досок у нас не было, поэтому мы готовили плахи из плавника. Гвозди добывали из старых ящиков.

В следующие перелеты мы были свидетелями исключительного мастерства и спокойной отваги наших полярных летчиков. Так, 18 апреля тт. Алексеев и Головин, имея по сорок с лишним пассажиров каждый, совершили блестящую посадку на лагуну станции в сильнейшую пургу, когда в нескольких шагах не было видно человека. 24 апреля т. Орлов в тяжелых метеорологических условиях доставил пассажиров в Тикси и, несмотря на ухудшавшуюся обстановку, немедленно вылетел обратно на Котельный, идя временами бреющим полетом. 26 апреля Алексеев и Головин, имея вновь по сорок с лишним пассажиров, сумели благополучно совершить посадку на Котельном в условиях густого тумана.

Вторую и третью партии пассажиров мы встретили во всеоружии. Использовав все наши помещения, мы сумели дать кров 150 человекам одновременно (когда на человека приходилось 2,5 квадратных метра жилой площади. – В.К.). 110 человек жили на станции шесть суток. 28 апреля самолеты окончательно покинули станцию, взяв курс на Тикси. Долго по радио звучали приветствия. Мы вновь остались одни. На следующий день мы получили телеграмму: “Котельный, Соколову, Бабичу, Бему. Личный состав авиаотряда выражает глубокую признательность за казавшийся невозможным прием и размещение при крайне ограниченных возможностях полуторасотенной массы людей. Мы видим в вас подлинных борцов за освоение Советского Севера, скромно без шумихи делающих великое дело”» (1939, № 1, с. 56–57). Можно только представить, как «подлинные борцы за освоение Советского Севера» потом приходили в себя после свалившихся на них с неба нежданных гостей, но то, что они сделали свое дело достойно, не подлежит сомнению. На таких людях долгое время держалась Советская Арктика.

Наряду с другими событиями в Москве в конце апреля 1938 года состоялось заседание Академии наук по итогам работы дрейфующей станции «Северный полюс». Открывая его, президент Комаров охарактеризовал деятельность предшественников на полюсе (в первую очередь американцев Кука и Пири) в следующих выражениях: «Стали достигать, но достигать туристическими методами. Был и сплыл! Был и сплыл! Доехал, собак не хватило, того не хватило, этого не хватило… Мимолетное посещение околополюсных местностей, конечно, ничего особенного дать не может. Нужно работать как следует вести длительные наблюдения. Но в 1937 году все это вышло благодаря нашим совершенно новым установкам, новому способу браться за дело и тому, что сталинская эпоха выковала людей нового типа» (Архив АН, ф. 406, оп. 1, д. 611, л. 23).