– А ты что же пожалел меня, милый? Надо же! Только не говори, что тебе вдруг стали невыносимы мои страдания! Ты чудовище, которое думает только о себе, о своей выгоде! Тебе плевать, что ты растоптал мою душу!

– Заткнись, Тара, тебя все слушают!

***

– Тара успокойся и внимательно меня выслушай, – загораживая выход всем своим преимущественным вольфгарским превосходством, тихо проговорил Грей, чтобы его могла услышать только я. – Во-первых, посмотри – мы справились, у нас всё получилось, вольфгары освобождены и плывут обратно. Ты убила верховную ведьму, став иной, и ты молодец, Тара! Соберись, попробуй посмотреть на всё с другой стороны, далекой от твоих безумных и запутанных чувств, – Грей присел рядом со мной, дождавшись, наконец, пока я сдеру с себя все лоскуты. Он очень бережно прикоснулся к моим ранам, оставшимся после кнута, втирая в них свою вольфгарскую кровь. Из-за специального древнего символа жрецов, я почти не ощущала боли, но как прикасаются ко мне его руки, чувствовала очень хорошо.

– Значит, твоя кровь исцеляет меня? – нехотя спросила я всё же.

Он кивнул и усмехнулся:

– Но только моя. Вот видишь, ещё одна причина быть вместе. Тара, наша жизнь очень сильно нас запутала, наше предназначение показывает нам, что мы себе не хозяева, и не можем поступать так, как заблагорассудиться. Но то, что случилось, этот брачный обряд почти обманом, как тебе это не противно, но это правильно, именно так должно быть. Я лишь как мог, при этих обстоятельствах подтолкнул тебя. Наше столкновение с кастой это только лишь начало, будет в сто раз хуже, намного страшнее, я даже не уверен, что дальше выживут все те знакомые тебе вольфгары. Нам с тобой придётся драться плечом к плечу. Ты и я будем зависеть только друг от друга. Древней силой, без нашего выбора, на нас была возложена эта миссия, и от этого ни мне, ни тебе никуда не деться. Ты же обещала в своей мысленной молитве, клялась, что ради спасения других жизней даже станешь жрецом. И ты … по-настоящему нужна мне, Тара. – Грей говорил со спокойной грустью, не отрывая от меня взгляда. И что самое невероятное, во что я отказывалась верить, но отрицать этого было невозможно – он говорил искренне. Передо мной обнажилась душа Грея, которого я не знала, и это поражало. Мой разум метался и вскипал, а душа …, предательски вдруг шевельнулась в его сторону. Вопреки всему я ощущала связь со взирающей на меня сутью, понимая, что это он незримой тенью, всегда скользил в моих видениях. Я слушала его, понимая, и одновременно отказываясь понимать.

– Мне необходимо, чтобы ты доверяла мне и была рядом, даже в мыслях, – продолжал он. – На другом, угаснувшем языке моего народа, старом вольфгарском наречии твоё имя имеет ещё одно значение, «тара» – надежда. Может, на тебя возложится не одна надежда. А я действительно, единственный в этом мире вольфгар, который может законно взять тебя в жены и дать тебе детей. Ни от кого другого, ни от человека, ни от вольфгара зачать ты не сможешь. Я не виноват, что предназначен тебе, ну, не виноват я, понимаешь! И я уже просил у тебя прощения за боль, прошу, разберись со своим сердцем! В своих требованиях я буду жёстким! Я не хочу слышать от своей жены о её любви к кому-то, ты не можешь быть с ним, давать ему надежду, позволять ему проявлять свои чувства, врать мне. В противном случае, я его просто убью. О, если бы ты, девушка, меня хорошо знала, ты бы поняла, на какую непомерную я иду жертву, не убивая его, как помеху. Я не хочу причинять тебе такую грубую боль, оборачивая тебя против себя, потому что я пытаюсь понять твою душу, поэтому и ты, будь добра, попытайся понять меня и ситуацию. Когда на карте стоят судьбы тысяч – не время для романтических страданий. Надевай это! – Грей снял с себя свою рубаху, оборвав ей рукава, предлагая мне взамен моей порванной.

– Я могу, – я замолчала, пытаясь сдержать свой дрожащий голос, – я могу хотя бы поговорить с ним? Грей, ведь это жестоко! Я должна объяснить ему, он … любит меня! Это какой-то кошмар, я не могу в это поверить! …Не выходит.

– Нет, ты не можешь с ним поговорить, ты не сдержишься, а уж он тем более. А у тебя теперь есть муж, Тара. Я сам всё поясню Камилю.

– А как же у вольфгаров нет измены, только прекращение отношений?! – в отчаянье воскликнула я.

– А это как раз по отношению к Камилю. Со мной тебя связывает другая клятва. В нашей паре именно я буду решать, когда прекратить, так что тебе придётся терпеть. А почему ты не спросишь меня как долго, я, мол, начну считать дни?! – вдруг резко спросил он.

– Но я клалась в вечной верности какому-то Хаяму баши, и, причём без всяких свидетелей, – безучастно прошептала я, понимая, что непреклонность Грея пока не разобьёшь ничем.

Он снова усмехнулся, покачав головой, и сказал вдруг следующее:

– Ты не можешь быть с Камилем ни при каких обстоятельствах. Теперь может, ты немного поймешь, каково было бедному Уину или в каком-то смысле даже мне.

– Не нужно выставлять меня бессердечной дурой, я тоже не виновата, что моё сердце выбрало иначе! – сгоряча я ударила себя в грудь, – А мне что делать?! Это не больной зуб, который можно вырвать! Если бы ты знал, как меня это убивает, как мучает! Мне жить не хочется!

– А ты заставь себя! – жестко ответил он. – Ты найдешь смысл, в этом ты далеко не дура. – И выделяя по слогам, Грей злобно добавил, – Ни-ког-да не смей, го-во-рить мне, что хо-чешь быть с ним! – после чего вышел, громко хлопнув дверью.

«Но это же невозможно!!! Невыносимо!!! Знать, что тот, кого ты любишь больше жизни совсем рядом, и не прикоснуться к нему, не сказать ни слова? Да я умру в этой каюте от разрыва сердца! Пусть требует что хочет, а все равно пойду! Не могу, не могу иначе!»

Я выскочила следом. … Но чудовище не ушло, словно зная. Грей стоял всего лишь в шаге от выхода:

– Куда?

– А я что пленница?! Мне уже и выйти нельзя?! Общаться ни с кем нельзя?! Я что твоя рабыня? Так лучше сразу убей меня, его, всех!

– Ну ладно, – Грей заскрипел зубами. – Пойдем, ты сможешь с ним говорить, но только в моём присутствии. С остальными общайся сколько влезет. Я лишь пытаюсь оградить тебя от ошибки! – на его лице застыла непроницаемая маска.

С каждым моим шагом кровоточила моя душа, … с каждым моим шагом приближения к нему. Камиль и Алишер полулежали прямо на палубе у левого борта. Из-за полученных ран и пыток они были изнеможенны и ослаблены. Его глаза тут же вспыхнули и потянулись ко мне. Как мне хотелось сгореть в этом огне! Я уже никого не замечала, никого кроме него, разрываясь оттого, что моя любовь уже мне не принадлежит, что мне нужно убить её. … Присев около него, я коснулась его руки, глядя уже не в глаза, а на изувеченное, истощенное тело. Из глаз рекой полились слёзы, которыми я безудержно начала давиться. Особенно, когда я всё же смогла взглянуть в эти растерянные и обжигающие глаза, полные немой мольбы. Я дотянулась до руки Алишера, он слабо пожал мою в ответ. Никто не произносил ни слова. Были слышны только мои рыдания.

Грей присел около меня на корточки, заглядывая мне в лицо, он с горечью выдавил: