Выяснилось, что мистер Спенсер уже не раз и не два прозрачно намекал ее дочери: стоит ей только выйти замуж, она тут же окажется на улице.

– Если бы моя дочь была там одна, – продолжила миссис Уиндэм, – я бы не позволила ей оставаться в этой фирме на таком унизительном положении. Но настоял Перси – мистер Томас. Он сказал, что не даст ее в обиду. Им сейчас действительно нужны деньги на обустройство дома. Так что пусть пока поработают, что бы там эти боссы ни говорили.

– Вы сказали, там трое боссов, – подал голос инспектор.

– Трое, но главных два. Барраклаф не в счет. (Вот, значит, какое у них обо мне мнение.) – Латимер еще хуже, чем Спенсер. Он самый противный. Вечно недоволен и не устает делать выговоры Мод – мою дочку зовут Мод – и ее мужу Перси. По любому поводу. Представляете, не так давно Перси – у него тогда не было никакого задания, такое у них часто случается, – взялся писать портрет Мод. Надо сказать, он прирожденный портретист и со временем станет известным. Вот увидите. – Миссис Уиндэм посмотрела на инспектора. – Понимаете, Мод получилась у него ну просто замечательно, но Латимера это вывело из себя: «Если нам понадобится украсить коробки шоколадных конфет красивыми картинками, мы поищем художника на стороне и модель найдем получше, чем мисс Уиндэм». Ну как можно говорить такое! Моя Мод, может быть, не такая уж красавица, но явно не дурнушка. Перси считает ее привлекательной, и не он один. Бедняжка плакала, когда рассказывала.

Я подозревал инспектора в наивности, но не думал, что он поверит пустой болтовне этой женщины. А она, найдя в нем благодарного слушателя, разошлась не на шутку. Принялась тараторить без остановки. Очень скоро Спенсер превратился у нее не только в злобного посягателя на права женщин, но и коварного соблазнителя, притязания которого отвергла ее добродетельная Мод. Не лучше был и Латимер, грубый и циничный.

Думаю, инспектор при всей его наивности смог бы разобраться, что к чему, но тут появилась сама Мод со словами:

– Господи, мама, что ты такое рассказываешь инспектору!

– Вы инспектор? – воскликнула потрясенная миссис Уиндэм. – Из полиции? А я думала, что разговариваю с джентльменом.

– Да что ты, мама, – поспешила успокоить ее дочка. – Мистер Хупингтон настоящий джентльмен, ведь он из Скотленд-Ярда.

Но миссис Уиндэм была сильно расстроена. Мысль о том, что люди, недостатки которых она только что обсуждала, умерли несколько часов назад, причем явно насильственной смертью, повергла ее в глубокую печаль. Ведь одной из ее жизненных установок было говорить о покойных только хорошее. А тут…

В общем, утешив ее насколько возможно, Мод Томас в сопровождении инспектора отправилась к себе домой, где он допросил новоиспеченную семейную пару, обоих. Что ему там удалось выяснить – неизвестно. Думаю, ничего.

Но я забегаю вперед. Когда мне впервые пришло в голову, что Хупингтон подозревает художника и машинистку, я еще не знал о их браке. Я не сомневался: он зря теряет время, но инспектор мог повернуть дело так, что их действительно могли обвинить.

Разумеется, для них это катастрофа, но мне-то что. А если дело дойдет до суда? Дойдет так дойдет, меня это не касается. К тому же они невиновны, и их не повесят. Если повесят, я тут ни при чем.

Рассуждая подобным образом, я понял, что не прав. Это меня касается, потому что художник и машинистка нужны на работе. Специалисты они, прямо скажем, средние, но других у меня пока нет. Со временем я, конечно, их заменю, но сейчас, когда рекламная кампания «Галаца» только начинается, мне без них не обойтись. Отсутствие Латимера и Спенсера никак на деле не скажется, а вот Томас должен остаться.

Придется пожертвовать временем, которого катастрофически не хватает, чтобы убедить инспектора Хупингтона отказаться от своей версии. Убедить его, что мисс Уиндэм и Томас тут совершенно ни при чем, и уговорить не предпринимать в их отношении никаких решительных мер. По крайней мере, в ближайшее время.

Одновременно мне нужно добиться, чтобы Тонеску перевел на счет «Агентства» аванс за рекламу «Галаца».

За двое суток Томас, я думаю, закончит работу, а дальше пусть инспектор Хупингтон делает, что хочет.

К сожалению, преодолеть упрямство инспектора Хупингтона оказалось не так просто, как я полагал. Он уцепился за свою вздорную версию обеими руками и не желал отпускать. Поэтому я набрался терпения, ожидая, что рано или поздно здравый смысл возьмет верх.

– Вот вы советуете мне, сэр, снять подозрения с мисс Уиндэм, – произнес он в ответ на мои увещевания. – Но тут не все ясно. Дело в том, что ее рассказ о событиях, происходивших в вашем офисе в тот трагический день, не полностью совпадают с тем, что я услышал от вас.

– Но женщины часто путаются в деталях, – заметил я.

Инспектор кивнул:

– Согласен, такое бывает. Но давайте все же обсудим те моменты, где я усмотрел расхождения.

Сказав это, он достал из кармана свою знаменитую записную книжку, вид которой вызывал у меня тревогу. Значит, разговор у нас будет долгий.

– Мистер Латимер действительно попросил мисс Уиндэм принести расписание публикаций рекламы вашего «Агентства» в «Дейли мейл». Она это подтвердила и сказала, что редкое чаепитие обходилось без подобных поручений. Она, как и вы, сэр, считает, что мистер Латимер делал это, чтобы позлить мистера Спенсера. Он вообще постоянно стремился показать, кто в офисе главный.

– Выходит, мисс Уиндэм гораздо умнее, чем я думал. Но пока не видно никаких расхождений.

– Она утверждает, что в кабинете мистера Латимера было тихо. Откуда вы взяли, что они ссорились?

– Я, кажется, уже упоминал, – ответил я, ничуть не смущенный вопросом, – в приемной не слышно, что говорят в кабинетах, учитывайте шум от печатной машинки.

– Но мисс Уиндэм говорит, что в это время сама пила чай. Эти минуты отдыха у нее чуть ли не единственные за весь день.

– Это, конечно, к делу не относится, но вам не следует думать, что мисс Уиндэм у нас серьезно перетрудилась. Задерживаться на работе ее просят очень редко и не торопят без особой надобности. Но продолжайте, пожалуйста, я вас слушаю.

К обсуждаемому вопросу это никакого отношения не имело, но инспектор счел необходимом тщательно все записать. Пожалуй, мне нужно впредь следить за своими словами и не говорить лишнего.

– Если так, то ничего удивительного, что во время чая она на машинке не работала. Должен вам сказать, я проверил и убедился, что обычный разговор из кабинета мистера Латимера в приемной действительно не слышен. Но если собеседники повышают голос, их можно услышать, когда на улице тихо.

– А тогда на улице было тихо? – спросил я. – Допускаю, что в тот момент мисс Уиндэм ничего не печатала, но наверняка с кем-нибудь болтала. Учтите, Латимер сидел в кресле, значит, Спенсер стоял к нему лицом и спиной к двери. То есть его голос был направлен не в сторону мисс Уиндэм, а от нее.