Михась схватил пальник из тлевшей жаровни и выстрелил из обеих пушек, направленных в сторону реки. Ядра черными мячиками запрыгали по воде. Теперь рейтары просто не успеют перезарядить орудия и открыть из них огонь вслед кораблю. Затем он вновь вернулся к столбу, выдернул кольца запальных устройств и со всех ног кинулся прочь. Через три секунды дружинник упал на землю ногами к взрыву.

От взрыва бомб столб переломился пополам, и освобожденная цепь с лязгом ушла под воду. Михась уже мчался к кораблю, запрыгнул на невысокий борт, кинжалом перерубил швартовы. Катька багром оттолкнулась от причала. Они вдвоем споро подняли паруса и понеслись к городу, прочь от приблизившихся на ружейный выстрел рейтар. Рейтары прекрасно умели стрелять с седел и вполне могли накрыть экипаж корабля беспощадным метким огнем. Вражеский эскадрон принялся было преследовать корабль вдоль берега, но тут со стен загрохотали псковские затинные пищали, прикрывшие дружинников плотным валом чугунных ядер. Рейтары тут же отстали, повернули вспять.

Из реки Великой корабль, уже под защитой крепостных башен, зашел в реку Пскову и причалил возле решетки, перегораживающей русло. Открылась массивная калитка в стене, и навстречу дружинникам вышел не кто иной, как начальник княжеской пешей разведки Степан.

– Здравствуйте, братцы! – приветствовал он героический экипаж, и узнав Катьку в мужской одежде, добавил: – Здравствуй, сестрица!

– Здравствуй, Степа! Как вы тут без нас?

– Да уж, кое-как, но дюжим. Вот намедни второй штурм отбили!

– Большие потери? – тревожно вскинулся Михась.

– К счастью, потери небольшие. Штурм был какой-то вялый. Сунулись они в пролом, получили отпор, да и откатились восвояси. По всему видать – выдохлись басурмане.

– Сами выдохлись? – усмехнулась Катька.

– Ну уж нет! Мы им изрядно подсобили. Вон, братец твой во время первого штурма башню с двумя ихними ротами взорвал. А ты потом, наоборот, не дала воеводу нашего взрывом погубить. Не видать супостатам города!

Когда Михась со Степой и Катькой входили из калитки крепостных ворот на городскую улицу, сверху, со стены раздался раскатистый голос командира батареи псковского ополчения, отдававшего привычный приказ:

– Затинщики… Слева по три орудия… Залпами… По иноземным захватчикам… Беглый… Огонь!!!

Красиво идут! Дюже красиво! Аж мороз по коже, – прошептал Ванятка на ухо напарнику.

Степа лишь коротко кивнул в ответ, поднес палец к губам, дескать, молчи и наблюдай!

Они лежали в густых кустах на краю невысокого обрыва, крутой песчаный склон которого переходил в пологую равнину. На равнине, покуда хватало глаз, простирался сосновый бор. Вдоль опушки бора, почти под самым обрывом, пролегала неширокая торная дорога. По ней сплошным потоком двигались войска.

Хотя небо было покрыто серыми тучами, набухшими прохладным августовским дождем, шлемы пехотинцев, стволы их мушкетов и широкие лезвия алебард, кирасы всадников, казалось, притягивали солнечные лучи даже сквозь хмурые тучи. Доспехи и оружие грозно сверкали на фоне темного бора. Яркие шелка камзолов и шаровар, желтые, оранжевые, пунцовые и голубые, словно бы сами светились изнутри, как светятся в сумерках окна княжеских теремов, сделанные из затейливых разноцветных стеклышек. У каждой роты, двигавшейся четким прямоугольником, составленным из удивительно ровных колонн и шеренг, камзолы были своего особого цвета.

На дороге показались орудийные запряжки. Степа принялся загибать пальцы, считая орудия, но пальцев обеих рук, конечно же, не хватило, и он разжимал уже сжатые кулаки, вновь возобновлял счет, жестом велев Ванятке отмечать на своих пальцах каждый десяток. Наконец запряжки прошли, и опять показались всадники. Только кирасы и шлемы на них были уже не просто стальные, а золоченые, и у каждого за спиной прикреплены белые лебединые крылья. Над головами крылатых всадников реял богато изукрашенный штандарт, а в середине их колонны двигалась, не соблюдая строя, группа кавалеров, восседавших на породистых и стройных, но разномастных лошадях. Кавалеры эти вместо доспехов были разодеты в кружева и бархат.

– Все, уходим! – шепнул Ванятке Степа, и бесшумно пополз прочь от края обрыва назад, в кустарник, покрывавший холм.

Отползя на достаточное расстояние, разведчики поднялись и побежали к одинокой старой сосне, росшей на самой вершине холма.

– Полезай, зажигай дымы, – скомандовал Степа.

– Уверен? – на всякий случай спросил Ванятка, ставя ногу на сомкнутые ладони напарника, подсаживающего его на нижний сук.

– Уверен. С ними сам король. – Степа мотнул головой в направлении дороги, вслед нестройной группе разодетых всадников, окруженной крылатыми гвардейцами. – Видал я его в позапрошлом году под Полоцком.

Ванятка взобрался на вершину сосны, достал из прикрепленного на поясном ремне кожаного кошеля огниво, воспламенил трут, зажег смолу в висевшей на ветвях берестяной корзине. Отстраняясь, насколько это было возможно, от столба поднявшегося вверх черного дыма и протирая слезящиеся глаза, он принялся пристально глядеть на север. Через пару минут там, вдалеке, тоже поднялся к небу дымный столб. Ванятка вздохнул с облегчением, проворно принялся спускаться вниз. На последнем суку он повис на руках, чуть раскачался, мягко спрыгнул на землю.

– Восприняли наш знак? – полувопросительно-полуутвердительно произнес Степан.

– Восприняли. И запалили свой дым.

– Хорошо, – удовлетворенно кивнул разведчик. – Через полчаса домчится наша весть по веренице дымов до самого Пскова. А нам с тобой пора подаваться восвояси. Враги, небось, с дороги наш знак уже приметили. Это тебе не ордынцы, от них в лесу не скроешься просто так. Давай-ка, друже, побежим к болоту, да через него к речке, где запрятан челнок.

Они помчались что есть сил вниз по противоположному от дороги склону холма, продираясь сквозь невысокий, но густой кустарник. Преодолев полторы версты, разведчики вынуждены были сделать привал на пару минут, чтобы перевести дыхание. Лежа без сил на мягком мху, Степа вспомнил одну из любимых поговорок своих старых друзей – поморских дружинников: «Русский ратник должен стрелять, как ордынец, и бегать, как его лошадь». Поморы умели проноситься сквозь сколь угодно густые чащобы легко и свободно, словно лесные олени, и, казалось, не чувствовали усталости. Да и стреляли они удивительно метко, причем, конечно же, не из луков, а из пищалей и пистолей.

Вдалеке явственно послышался собачий лай. Степа, сделав над собой немалое усилие, вскочил на ноги:

– Ванятка, бежим! Это по наши души!

Слегка пошатываясь, спотыкаясь чуть не на каждом шагу, они вновь ринулись напрямик к болоту. Собачий лай за их спинами приближался. Кустарник закончился, сменился редким лесом из невысоких чахлых осин. Под ногами уже время от времени хлюпало, попадались кочки. Вот-вот начнется само болото, из которого вытекает речка, а в ее истоке, в густых камышах, спрятан челнок.