Степа поклонился воеводе в знак благодарности по-военному четким наклоном головы, повернулся на каблуках и вышел из совещательной палаты.

– Подождите пока внизу, на крыльце! – шепнул ему на ходу стремянный, и поспешил куда-то вбок по коридору.

Ванятка, который почему-то так и не вошел в помещение, а все время доклада скромно простоял в дверях, последовал за Степой вниз по лестнице, ведущей на крыльцо. Выйдя наружу из воеводских палат, Степа остановился под масляным светильником, повернулся к другу, протянул ему монету:

– На, держи награду! Слышал, как нас сам воевода прилюдно героями назвал? То-то! Можно попросить умельцев к этой монете ушко припаять, да носить ее на шее, на ремешке али на ленточке, как многие заслуженные ратники такие вот награды носят. Только скажи мне, герой, почто ты в палату-то вместе со мной не зашел? Застеснялся, что ли? Стремянный же нас обоих приглашал. Хоть я и старший в разведке, но ты ведь тоже мог бы мой доклад своими наблюдениями дополнить и при этом вперед выступить, чтобы и тебя бояре заметили.

– Вот этого-то я как раз и не хотел делать, – горько усмехнулся Ванятка. – Довелось мне однажды боярам в Разрядном приказе важные сведения разведки доложить… Ну, да про то мне лучше не вспоминать, а тебе – не знать.

И он исподволь покосился на стоявшего неподалеку от них часового.

– Вон оно как… – озадаченно протянул Степан, но, довольный наградой и похвалой воеводы, все же не удержался и перешел на шутливый тон: – Сам ты, значит, опаску взял, а меня одного пред грозные очи боярские спровадил?

Ванятка угрюмо потупился, не зная, что сказать в ответ.

– Да ладно, друг! Не кручинься! Это ж я шучу на радостях. Представляешь, я ведь старого друга там, в палате встретил!

– Поморского дружинника? – поднял голову Ванятка, и голос его потеплел, оживился.

– Точно! А ты ведь с поморами тоже в свое время дружбу водил?

– Ага. Они-то меня тогда, когда бояре Разрядного приказа… Ну, в общем, жизнь мне спасли. И с эти дружинником я тоже встречался по дороге, он в их отряде был начальником. Но как его зовут – не знаю.

– Его зовут Разик.

Тут на крыльце появился толстый и важный княжеский слуга, посланный стремянным, и предложил разведчикам следовать за ним в поварню.

Когда разведчики покинули совещательную палату, бояре и дьяки некоторое время сидели молча, обдумывая услышанное. Сам воевода тоже молчал, размышляя, и мерно расхаживал перед столом. Наконец, он остановился, поднял голову:

– Ну что ж, бояре, высказывайтесь, как кто мыслит град наш от врага оборонять!

Бояре по привычке дружно повернули головы в сторону записного оратора, князя Василия. Тот, естественно, за словом в карман не полез, и промолвил желчно:

– Ты, князь Иван, только что этого сотника нахваливал, который тут поперед нас, бояр, вылез, да и начал умничать, мудреные вопросы задавать, слова произносить, каковые мы и слыхом не слыхивали. Вот пущай он теперь нам, сирым, и растолкует, что за сила такая невиданная на нас движется, да как эту силу одолеть.

– Хорошо, князь Василий, раз ты настаиваешь – то дадим слово сотнику, – с чуть заметной иронией в голосе охотно согласился с непримиримым оппонентом Шуйский. – Разик, ступай сюда, выскажи военному совету свои соображения о неприятеле.

Разик вновь вышел из своего темного угла на середину палаты, повернулся к столу:

– На нас идет войско, устроенное и вооруженное по последнему слову военного искусства. Основу его составляют наемные пехотинцы-ландскнехты и конники-рейтары, очевидно, со всей Европы, включая Шотландию. Это уже не просто умелые индивидуальные воины. Они представляют собой сомкнутые тактические единицы, и приучены к тому, чтобы обретать свою силу именно в этой сомкнутости и сплоченности. Взаимодействие мушкетеров и пикинеров в промежутках между залпами требует большой и тщательной выучки. Но при правильных согласованных действиях они способны разгромить или отбить многократно превосходящие силы неприятеля. Кроме внешней, строевой сплоченности, у наемников существует и сплоченность внутренняя – новый дух военных ремесленников, продающих свое умение за деньги и желающих продаваться по как можно более высокой цене. На эту цену влияет их военная слава, которую они не хотят утратить, потерпев поражение. Именно это новое своеобразное понятие о воинской чести, подкрепленное материальными выгодами и корыстью, заставляет их держаться друг за друга и совершать удивительные подвиги. В Европе их называют профессионалами, то есть хорошими умельцами, и еще регулярной армией. «Регулярный» в переводе означает «правильный». Они имеют огромное, подавляющее преимущество перед нашим дворянским ополчением.

– Но ведь у нас тоже есть, как ты выражаешься, новые военные ремесленники – стрельцы! – воскликнул один из членов совета, князь Андрей Хворостинин – Они постоянно упражняются строю и стрельбе!

– Да, конечно, – кивнул Разик. – Стрельцы – это уже тоже регулярная армия. Но их линейная тактика и имеющееся вооружение устарели. Я уточнил у Степы… у разведчика, каково соотношение пикинеров и мушкетеров в ротах ландскнехтов. Он твердо ответил, что теперь их поровну. Это может означать только лишь одно: они повысили скорость стрельбы, то есть уменьшили промежутки между залпами, и теперь им требуется меньше копейщиков для прикрытия.

– За счет чего же, по твоему мнению, они повысили темп стрельбы? – со знанием дела поинтересовался дьяк государева Пушечного приказа Терентий Лихачев.

– Очевидно, ландскнехты короля Батория переняли у испанцев новоизобретенный теми недавно бумажный патрон.

– Что это за партон… или патрон? – удивился дьяк. – Я о таком и не слыхивал.

Разик расстегнул висевший у него на чересплечном ремне кожаный подсумок, и все присутствующие увидели, что подсумок заполнен двумя рядами сероватых колбасок размером и толщиной примерно в большой палец, всунутых в широкие петельки. Достав одну из колбасок, Разик продемонстрировал ее присутствующим:

– Вот это и есть патрон. В эту бумагу помещается отмеренный заряд пороха и пуля. Верх патрон скусывается, и вначале на полку насыпается натруска.

Сопровождая свои слова действиями, Разик вынул из-за пояса пистоль, скусил патрон, приоткрыв крышку полки, насыпал на нее натруску.

– Затем основной заряд высыпают в ствол. Из бумаги достают пулю, саму бумагу комкают и используют в качестве пыжа, а затем уже забивают пулю в ствол.

Ловко проделав все перечисленные манипуляции, Разик положил заряженный пистоль на стол перед членами военного совета. Те потрясенно молчали. Им, опытным воинам, еще ни разу не доводилось видеть, чтобы огнестрельное оружие заряжалось с такой скоростью.

– А у наших стрельцов на чересплечных ремнях-берендейках отдельно висят зарядцы с порохом, рог-натруска для воспламенителя и мешочек с пулями да пыжами, – удрученно покачал головой дьяк Терентий Лихачев – Пока они возьмут да используют то, другое и третье… А наш-то Пушечный приказ изобретением сих берендеек до сих пор гордится!