Тогда-то я и встретила Элен. Я забросила тайную сеть в поисках потенциальных финансовых директоров — никто из моих людей не разбирался в деньгах, включая меня. Все было восхитительно секретно; зашифрованные сообщения — тогда у нас еще не было фамильяров — и негласные встречи в кафе, адреса которых менялись в последнюю минуту. Я не могла рисковать тем, что «Маккензи Металз» обнаружит мой план. Тебе кажется, что сейчас мы живем в безумном мире; он и в подметки не годится тем временам фронтира. Но вот появилась она, эта женщина из Порту, и она знала свое дело, знала, какие вопросы надо задавать, а какие — не надо, но на самом деле я взяла ее на работу, потому что она говорила по-португальски. Я выучила английский и учила глобо — он постепенно становился общим языком, — но есть вещи, которые можно выразить только на своем языке. Мы с ней понимали друг друга.

С той поры мы с Элен работали каждый день. Она моя самая старая и самая дорогая подруга. Она никогда меня не разочарует, хотя я знаю, что много раз разочаровывала ее. Она сказала: ты ни с кем не говоришь о деньгах. Никогда. Ничего не платишь без моего ведома. Никогда. И тебе нужен ведущий инженер проекта. И я, так уж вышло, знаю одного парнишку из Бразилии, он паулистану, три месяца как прилетел.

И это оказался Карлос.

Ох, до чего же высокомерным засранцем он был. Высоким, красивым, забавным — и он прекрасно все это знал. Он обладал тем чувством превосходства, которое присуще всем паулистану: лучшее образование, лучшая еда, лучшая музыка, лучшая рабочая этика. Кариока жили на пляже, вечера проводили в барах, за выпивкой. Ни один из них палец о палец не ударил. Мы встретились в баре, ели лапшу ширатаки. Ты можешь удивиться тому, что я помню про ширатаки. Я помню о той встрече все. В моде царил повседневный стиль 1980-х, на Карлосе были слаксы и гавайская рубашка. К каждому моему слову он относится словно к самой нелепой вещи из всех, что ему доводилось слышать. Надменный, раздражающий сексист — я так на него разозлилась. Я его слегка возненавидела.

Я сказала: «Твоя проблема заключается в том, что ты вообще не можешь слушать, когда с тобой говорят женщины, или дело в одной конкретной женщине?»

И следующий час он провел, излагая бизнес-план, которому предстояло лечь в основу «Корта Элиу».

О, до чего же это был веселый год, когда мы гонялись за нашими идеями по всей Луне. Бог знает, как у нас получалось продолжать дышать. Возврат за обратную дорогу — сумма существенная, но деньги утекают как песок сквозь пальцы, даже если твой финдиректор и ведущий инженер проекта берут у тебя только на Четыре Базиса и спят у друзей на коврике. Встречи, презентации, проспекты, обещания. Отказы, понимание того, что лучше услышать «нет» сразу, чем «может быть» потом. Азартная дрожь, когда мы засекли серьезного, настоящего инвестора и опробовали его битси. Я четко знала, что мне не нужны обосновавшиеся на Земле инвесторы и фонды акций, я не хотела уподобляться Суням, которые постоянно сражались за независимость от Пекина. Я хотела быть как Маккензи. Вот они выглядели настоящей лунной корпорацией. Боб Маккензи продал весь свой земной бизнес, перевел средства на Луну и заявил остальной семье: Маккензи теперь — лунный народ. Переезжайте или выметайтесь. Я посвятила себя Луне: я никогда не вернусь на Землю, и мне не нужно, чтобы Земля приехала ко мне. Все прочие будут только клиентами, не владельцами. «Корта Элиу» станет моим ребенком. Элен ди Брага — моя дражайшая подруга, она член правления, но никогда не была владелицей.

Мы с Элен искали деньги, в то время как Карлос разрабатывал прототип и бизнес. Луна в те времена была куда более тесным местечком, мы не могли построить и испытать экстрактор так, чтобы весть об этом не обогнула мир и не вернулась с Невидимой стороны еще до того, как мы застегнем зажимы на шлемах. Так что мы отправились на Невидимую сторону и арендовали у факультета несколько модулей. В те дни там не было университета — всего лишь обсерватория и научная станция для изучения смертельно опасных патогенов. Если что-то пойдет не так, это самое далекое от Земли местечко, и там мы могли эвакуировать, разгерметизировать и облучить всю испытательную площадку. Туннели располагались слишком близко к поверхности; каждую ночь я представляла себе, как радиация пронзает мои яичники. Мы все время кашляли. Возможно, причиной была пыль, но мы подозревали, что из лаборатории по изучению патогенов нам достался какой-то маленький сувенир.

Карлос построил прототип экстрактора. Когда я говорю «построил», то подразумеваю, что он нанял подрядчиков, ботов, команду контроля качества. Он его мне показал, и я сказала: нет-нет-нет, не сработает, тут недостаточно крепко, там неэффективный процесс; а как насчет доступа для техобслуживания? Мы спорили как ненормальные. Мы спорили как супружеская пара. И все-таки я его не любила. Я об этом говорила Элен. Опять, опять и опять. Наверное, я ее с ума сводила, повторяя, какой он тупой, высокомерный и упертый, но она ни разу не сказала мне заткнуться и наконец-то с ним переспать. Потому что на самом деле он заставил меня потерять голову. Он был абсолютной противоположностью Ачи. Она из подруги превратилась в возлюбленную. Он мог стать возлюбленным, но другом — никогда. Меня к нему тянуло по-другому, это было совсем неправильно и так… по-настоящему. Я думала о нем в постели. Представляла себе его голым, представляла себе, как он делает что-то глупое, нехарактерное и романтичное — например, склоняется над схемами, чтобы посмотреть, чем занимается эта несносная женщина, и время от времени целует меня. Я рукоблудничала, думая о нем. Кажется, он меня слышал. Ну как же еще совладать с влечением?

Я тебе расскажу, когда впервые поцеловала Карлоса: в Море Изобилия, в маленьком куполе, который он построил для меня. Это даже был не купол — так, пара грузовых отсеков роверов, заваленных реголитом, которые мы использовали в качестве базы для полевых испытаний. Мы разобрали прототип на части и доставили его с Невидимой стороны в анонимной таре БАЛТРАНом — прыжок за прыжком, так, чтобы все выглядело случайным, но оказалось где нам было нужно и когда нам было нужно. Потом мы ровером перевезли детали на нашу маленькую базу, и наша команда их снова собрала в заднице мира, где никто и никогда не стал бы нас искать.

К тому моменту мы сжигали деньги, как кислород. У нас оставалось еще на одно полевое испытание, одну доработку и прием VIP-гостей. Все должно было получиться. Мы сгрудились в нашем отсеке и смотрели, как неповоротливый экстрактор медленно движется через море. Я запустила экстракционные головки, сепараторные шнеки. Потом включила сепаратор, зеркала повернулись, поймали солнечные лучи и направили куда надо, и я расплакалась. Это была самая прекрасная вещь из всех, какие я когда-либо видела в своей жизни.

Мы получили первые показания через час. Кажется, я не дышала все эти шестьдесят минут. Газовый масс-спектрометр сообщил: водород. Вода. Гелий-4. Окись углерода. Двуокись углерода. Метан. Азот, аргон, неон, радон. Летучие компоненты, которые можно продать АКА и Воронцовым. Не то, что мы хотели, не то, что мы искали: тот маленький всплеск на графике куда скромнее всех остальных. Я увеличила масштаб осей. Мы все сгрудились вокруг дисплея. Вот. Вот! Гелий-3. Именно там, где мы думали его найти, в тех пропорциях, какие мы ожидали. Милый, милый маленький скачок на спектрографе. Мы нашли гелий. Я вопила и плясала. Элен поцеловала меня, а потом разрыдалась. Затем я поцеловала Карлоса. И опять поцеловала. Я снова поцеловала Карлоса и не остановилась.